Эльминстер должен умереть! - [7]

Из всех ее сестер любить Алассру всегда было сложнее всего, хоть Шторм и старалась изо всех сил поддерживать доверие и близость между ними. Но для Эльминстера Шторм будет всего лишь другом, пока его возлюбленная королева-ведьма жива.

Она хотела большего, но ни Эл, ни Аласстра не узнают этого от нее. Никогда.

Шторм обладала определенной властью над их парой. Симбул сошла с ума из-за Чумы; магия раздирала ее рассудок и только магия же могла на время его вернуть.

Магия, которую Алассра принимала лишь от Эльминстера. Магия, которую Эльминстер мог отдать ей, лишь позволив огню внутри Алассры съесть замороженное пламя чар на предметах, что он приносил ей — ведь Чума коснулась и его самого. Заклинания мгновенно повергали его в пучину безумия.

До тех пор, пока один человек — всего один во всем Фаэруне, насколько Шторм знала — не исцелял его. Единственное волшебство, которое Чума оставила Шторм. Шторм Среброрукая больше не была бардом Долины Теней. Теперь она была лекарем Эльминстера, хотя они тщательно позаботились о том, чтобы остальные Королевства об этом не узнали. Прикоснувшись к нему, усилием воли она могла исцелить разум старого мага, вливая в него свое здоровье с помощью бледной тени оставшегося у Шторм Искусства, и вернуть ему рассудок почти полностью. Ей раз за разом приходилось это делать.

И выходило, что королеве-ведьме нужна магия, чтобы на какое-то время прийти в себя, магия, которую давал ей лишь Эльминстер; а Эльминстеру нужна была Шторм, чтобы творить хоть какую-то магию вообще.

Один лишь вид Шторм повергал Алассру в ярость, когда она была безумна, а Эл, будь он проклят, видел в Шторм друга, спутницу и сестру по оружию. Только не свою госпожу.

— Я Шторм Среброрукая, — сказала она ближайшему дереву яростным, но почти беззвучным шепотом. — И я хочу большего. Намного большего.

***

Они лежали вдвоем, в объятиях друг друга, и смотрели вверх, на темнеющее небо... как угасают, одна за другой, звезды.

Она заснула и видела сны. Прижималась к нему, цеплялась за него в поисках утешения, бормотала что-то, гладила его. Во снах Алассра снова занималась с ним любовью.

Эльминстер не спал, лежал неподвижно, насколько мог, затекшими руками обнимая Алассру, и мрачно смотрел на холодный свет звезд.

Далеко на севере завыл волк. Поблизости время от времени раздавались уханье и шорохи, но животных Эл не боялся; где-то рядом на страже стояла Шторм. Чуть раньше она уже выскользнула из-за деревьев, чтобы взглянуть на них — в ее глазах блеснули слезы, когда Шторм увидела свою сестру — но потом снова исчезла безмолвной быстрой тенью, когда Аласстра зашевелилась.

Оставив Эльминстера наедине с его мыслями.

Как долго Аласстра будет оставаться собой в этот раз? Он должен найти магию посильнее и разобраться с этим раз и навсегда.

Он устал скармливать ей мелкие безделушки Искусства, чтобы получить всего лишь малую горстку дней и ночей здравого рассудка, а несколько месяцев спустя делать то же самое ради еще меньшей горстки. Если бы заполучить что-нибудь по-настоящему могущественное, не искаженное слишком сильно Чумой, может, удалось бы сделать Симбул снова здоровой и вменяемой. Это было рискованно, но Эльминстер знал, как это провернуть.

Ожерелья, которое он принес, было недостаточно. Оно купит ей несколько дней, может месяц. Когда Аласстра заснет покрепче, он скормит ей артефакт, чтобы дать ей время поспать, пока магия ожерелья будет прокладывать себе путь внутрь Симбул.

Да, нужно было волшебство посильнее. Зачарованные предметы, конечно, пригодились бы Эльминстеру и для других целей — в отличие от заклинаний, они не делали его безумным. Например, можно было воспользоваться ими для устранения — или хотя бы ослабления — некоторых из самых срочных угроз Королевствам. Врагов, которых некогда он мог распылить одним лишь усилием мысли или обвести вокруг пальца, заставив творить добро. Когда у него еще была магия. Когда у него еще было тело, которое слушалось команд.

Когда Эльминстер что-то еще представлял из себя.

Хуже всего было то, что он знал, где найти... по крайней мере, можно было найти в прошлом... столь сильную магию. Но большая ее часть была утрачена, или погребена, или скрыта от его гаснущих сил и слабеющих чувств. Сегодня могучий Эльминстер мог красть не лучше хорошего вора; ему оставалось лишь подбирать трофеи чужих битв или довольствоваться тем, что плохо лежит. Или бросаться на добычу, которую нашел для него кто-то другой.

Кто-то вроде молодого глупца Марлина Грозозмея из Кормира, который разыскивает девятерых призраков. По его мнению, эти призраки в один миг убьют всех боевых магов, верных пурпурных драконов и соперников-заговорщиков, и усадят его ленивое седалище прямо на драконий трон.

Милой Лаэраль больше не было, так что не осталось и девяти призраков. Сейчас их было шестеро, или, может, семеро — и если бы некий Эльминстер получил над ними власть, он сумел бы отвести тень, нависшую над Сембией, и сделать Лесное королевство сильным, как в прежние времена: бастионом Арфистов и тех, кто обладает врожденным талантом к Искусству, но подобающим образом не обучен. Землей, где магам снова  будут доверять и уважать их, откуда Эльминстер сможет посылать их во все уголки Фаэруна, чтобы бороться с кровавым хаосом беззакония. Это будут новые стражи, которые возьмут на себя бремя защиты Королевств от тех, кто в процессе завоевания легко может их разрушить.