(ЭГ)
Она вздёрнула бровь:
— Я думала, ты умнее, брат. Но, видимо, ошибалась.
Я отпил глоток вина.
— Видимо, так. В который раз.
Молчание.
Она снова шевельнула бровью и в ответ получила ещё одну толику молчания.
— Итак, Корвин?
Глядя в глубину бокала, я проговорил:
— Разочарование — из тех зверей, что охотятся стаями.
(РЖ)
— А остроумие — пташка, которая даётся в руки мало кому из принцев.
Я пожал плечами.
— Неодобрение твоё, Фи, волнует меня ещё меньше обычного. Учитывая обстоятельства.
Она вздёрнула голову, рыжие локоны взметнулись, подобные языкам пламени.
— А напрасно. Учитывая обстоятельства.
В ответ я шевельнул бровями, допил вино, снял ноги со стола и направился к двери.
Она фыркнула мне в спину.
Я остановился. Поворачиваться не стал, но подождал. Фиона просто не способна не продемонстрировать, что она-то уж точно на шаг впереди всех нас. Или хотя бы изобразить нечто подобное.
— Клинок при тебе, — сказала она. — Хорошо.
Я вышел вон, оставив умные комментарии при себе. Не время. Не сейчас, когда по Дворцу Амбера бродят самое малое три призрака-убийцы.
(ЭГ)
Где-то за окном в склоны Колвира ударила молния. Возвращаясь в свои покои, я никого не встретил.
В камине горел огонь, все было так, как я и оставил. То есть по части выпивки имелось из чего выбрать.
Я выбрал добрую порцию аквавиты, подобрал на полке книгу получше и, исполненный благих намерений, стал ждать, кого они могут привести.
(РЖ)
Где-то между полуночью и рассветом одна из стен раскрылась там, где не должна была, и нечто из тени и серебра явилось мне.
Грейсвандир надёжно устроился в моей ладони; я поставил бокал — все равно давно уже пустой, — и ждал.
Говорят, терпение — добродетель лишь для статуй. Но я давно превысил отпущенную мне меру ошибок, а отдраивать хорошие ковры от крови — адова работёнка.
Из темноты прозвучал шёпот.
— Корвин. Пора?
(ЭГ)
Итак, оно меня знает. Преимущества положения и все такое. Что — пора?
— Нет, — уверенно отозвался я. — Уходи.
Серебро взвихрилось передо мною.
— Увы, не выйдет, принц Амбера. Я пришёл за кровью и возьму ее.
Шёпот был близким, голодным — и совершенно незнакомым.
Я отступил, рассекая клинком воздух перед собой.
— А что, если ты скажешь мне, зачем. А заодно и назовёшься, раз уж участвуешь во всем этом.
Ответом был смешок — странно знакомый, — а миг спустя тени вскипели полудюжиной колюще-режущих лезвий, и Грейсвандир сердито зазвенел, рассыпая искры.
Я перебрал в голове дюжину ругательств, но счёл их неподходящими.
Фиона опередила меня. Снова. «Принц дураков», так она однажды назвала меня. И снова назовёт, если я окажусь достаточно везучим, чтобы пережить ближайшие сложные мгновения. Или достаточно быстрым.
Молния ударила в стену Дворца, где-то поблизости. Чего никоим образом не должно было случиться, учитывая все предохранительные чары…
Острие растворилось в тенях, и ещё одно, а потом мой клинок скользнул сквозь тени и вошёл в ничто.
В ничто, плеснувшее серебром по полу, отчего ковры немедленно задымились.
— Принц Амбера! — прошипел раненый гость. — Хорошо дерёшься!
Я снова ударил.
(РЖ)
Тени сомкнулись, и я снова остался один.
Книга лежала на полу, страницы обгорели. Проклятье. Глядя на затухающие сполохи грозы, я размышлял, узнаю ли когда-нибудь, с чем сражался. Или почему. От этой фамильной политики одни неприятности.
Три призрака, сказал Бенедикт — и почти уже произнёс ещё что-то, но тут лицо его разгладилось и он отвернулся. Значит, он узнал того, которого видел.
И фонарщик узнал — до того, как призрак догнал его и выжег ему череп изнутри.
До того погиб Кольм и один из поваров. И семь служанок — а может, с тех пор ещё кто-то.
Потом они взялись за нас. Одному почти удалось достать Флору. И Джулиана. Почти.
Мы, амбериты, крутая порода.
(ЭГ)
Стена была такой же прочной, как всегда, и я достал фонарь и пошёл искать неприятностей. Вопреки обычаям принцев Амбера, согласно одному из афоризмов Дроппы.
Ха-ха.
«Поспешай медленно», однажды сказал отец, когда я из-за Эрика пришёл в ярость и что-то сломал. Но с тех пор, как отец исчез, многое переменилось.
О да, многое.
Я спускался по лестнице, когда тени и серебро снова появились, надо мной и подо мной, сопровождаемые призрачным смехом.
Я вздохнул. Предстоит та ещё ночка…
(написать следующий кусок Желязны так и не успел, в итоге имеем то, что имеем — К.И.)
