Элмет - [50]

Вивьен взяла меня за локоть, повела в гостиную и усадила в кресло. «Похоже, дело серьезное», — подумал я. Однако, когда она заговорила, никакого напряжения в ее голосе не ощущалось.

— Так и знала, что ты придешь этим вечером, — повторила она. — Завтра отправишься на бой вместе с отцом? Значит, он твердо настроен драться?

— Само собой. А почему вы спрашиваете?

— Мне кажется, он сильно рискует, — без промедления ответила она. — Я видела его соперника, и я думаю, твой отец может проиграть.

Я не сразу нашелся что сказать. Моя уверенность и без того медленно таяла в эти последние недели.

— Почему он проиграет?

— Да хотя бы потому, что соперник намного моложе его.

— Но это значит, что у него мало опыта. Он не был испытан в серьезных схватках.

— Испытания он прошел всякие, не сомневайся, да только не здесь, и потому твой Папа ничего о нем не знает. Его привезли из Восточной Европы. Из Украины. Я думаю, ты должен отговорить отца. Мне за него тревожно. В случае отказа гордость его задета не будет, я уверена. Для человека его склада и с его образом жизни, он на редкость равнодушен к таким вещам.

— Но он просто обязан драться. Обязан ради других. И ради нашего дома.

Она была бледнее, чем в первые дни нашего знакомства. На ее веках я заметил темные пятнышки: остатки размазанной туши.

— Значит, ты не станешь его отговаривать?

Я покачал головой и через минуту поднялся, чтобы уйти. Она не пыталась меня переубедить. Она знала, каковы мы все: Папа, Кэти и я. Перед уходом она меня обняла и продержала так довольно долго. Я уж было подумал, что она поцелует меня в щеку, но этого не случилось. Напоследок она провела ладонью по моим волосам и легонько подтолкнула к двери.

Сумерки сгустились уже основательно, когда я вместе с собаками бегом возвращался домой сначала по дороге, а потом вверх по склону. Низко над нами проносились стрижи и на лету хватали мелких мух, только что вылупившихся из личинок. Джесс и Бекки в последние месяцы быстро росли и становились все более поджарыми, а основная их сила сосредоточилась в пружинистых задних лапах. Длинными скачками они кружили по пустоши и гонялись друг за дружкой, пока я трусцой бежал по тропе.

Когда я добрался до дома, выяснилось, что Папа лег спать пораньше. Кэти еще сидела на кухне, смоля сигарету. Взволнованная, бодрая и оживленная. Мысль о возможности папиного поражения ей, видно, и в голову не приходила. В целом настроение у нее было ничуть не хуже обычного.

Той ночью я долго лежал без сна, глядя на освещенную луной стену, на складки и трещины в штукатурке, которую Папа наносил абы как, на затвердевшие отпечатки его пальцев, на кривые линии, оставленные шпателем и повторявшие широкие взмахи его правой руки.

А когда я наконец уснул, мне приснился долгий путь домой под нескончаемый галдеж гнездящихся скворцов.

Глава семнадцатая

Я проснулся на рассвете, когда розоватый бутон зари уже начал распускаться кроваво-красным восходом. Широкий зевок растянул мой рот, а легкие остудил свежий бриз, проникавший в спальню через открытое настежь окно. Глаза утомленно моргали, и я видел комнату, как в серии фотокадров, быстро сменяющихся под мелькание ресниц. Пропитанные потом жиденькие простыни липли к телу. Ночью меня бросало в жар от ярких активных снов и непроизвольных подергиваний рук и ног, а теперь они сменились дрожью из-за сравнительной прохлады.

Я поднялся и, стараясь не шуметь, прошел по коридору в комнату для мытья. Душа и ванны у нас не было, только обычный кран для горячей воды. Лилась она с перерывами, по мере нагревания в дровяном бойлере, растопкой которого по утрам занимался тот из нас, кто вставал первым. Полного бака хватало для того, чтобы три человека могли худо-бедно ополоснуться над тазиком и каменным полом: подмышки и пах, шея, лицо и уши, а напоследок торс и ноги вплоть до ступней.

В клубах пара я пригоршнями плескал перегретую воду на свое потное тело, периодически оглаживая его куском мыла. Кожа на ладонях покраснела и сморщилась, но я продолжал процедуру, пока не довел ее до конца. Потом обтерся насухо маленьким квадратным полотенцем и надел чистую, со складками, одежду.

Выйдя в коридор, я уловил кисловатый запах тушенной в молоке сельди. Наш завтрак дополнили белый хлеб с маслом и свежий апельсиновый сок — бонус от молочника.

В семь часов мы услышали звук подъезжающего «вольво» Юарта Ройса. Под колесами прошуршал гравий, скрипнул ручной тормоз. Открылись и потом захлопнулись две двери. Из прихожей донесся стук. Кэти пошла открывать.

— Транспорт к вашим услугам, — сказал Юарт.

Лицо его осунулось, постарело и стало более жестким. Нервное напряжение сказывается на людях по-разному. Наши тревоги были сфокусированы на одной и той же проблеме, но каждый видел ее под своим углом и в другом свете.

Марта ждала у машины и, заметив наши сумки и собак, предупредительно открыла багажную дверь универсала. Папа устроился впереди, Марта села за его спиной, Юарт был за рулем, Кэти — справа на заднем сиденье, а я оказался в центре, между своей сестрой и миссис Ройс.

Мы поневоле толкались плечами, когда машина катила по ухабистому спуску с холма; да и позднее, на местных дорогах, стало не намного лучше. Зимние морозы и кислотные дожди способствовали возникновению бесчисленных выбоин. В самых проблемных местах между ямками ползли трещины, которые постепенно заполнялись грязью и утрамбовывались колесами, а потом в них прорастали сорняки, окончательно взламывая корнями старый асфальт. Так что потряхивало нас изрядно.