Элмет - [52]

— Во время боя собак надо будет убрать в машины, — услышал я чей-то голос и тотчас представил себе, как Джесс и Бекки защищают своих хозяев в драке с парочкой этих зверюг.

Я подумал о силе полноценного собачьего укуса или скользящего удара когтями — насколько они могут отличаться от игривых покусываний и борьбы, когда возишься со своей собакой. Еще я представил себе кровь и плоть, смешанные с собачьей слюной, и заразу, какую можно подцепить в результате укуса, — как от пореза ржавой железкой где-нибудь на ферме, вдали от всякой медпомощи.

Папа расстегивал свою куртку, готовясь к бою. Только теперь я впервые увидел его противника и почувствовал жжение в горле, как будто глотнул кислоты.

Ростом он был за два метра. Далеко за два метра. Супертяжеловес. Он сидел на пороге открытой задней двери в фургоне Прайса, твердо упираясь ногами в землю. При этом его вес до предела напряг рессоры, так что днище фургона почти касалось поверхности грязи.

Он горбился, как дрессированный медведь, сидящий спиной к стене, и потирал костяшки кулаков, раздутые и загрубелые, совсем как у Папы.

Он перехватил мой взгляд, когда я вслед за Кэти проходил мимо, и растянул губы в подобие улыбки, обнажив два ряда золотых зубов. Я поспешил отвернуться. А Кэти продолжала двигаться к деревьям.

Я окликнул ее, как в те времена, когда мы вместе ходили в школу:

— Погоди! Эй, погоди!

Ускорившись, я дотянулся до ее плеча.

— Постой, — сказал я. — Куда ты собралась? Бой вот-вот начнется.

Кэти развернулась и поверх меня посмотрела в ту сторону, где серьезные люди начали неторопливо перемещаться ближе к центру поля. Толпа набухала, постепенно образуя круг, просветы в котором занимали вновь прибывающие зрители, подобно тому как голуби все плотнее рассаживаются на жердочках внутри голубятни. Их плечи смыкались. Общий шум голосов, до того времени нейтральный по интонации, теперь стал более грубым и хриплым, с особыми радостно-испуганными нотками.

— Я не хочу на это смотреть, с меня хватит, — сказала Кэти. — С меня хватит этого мерзкого шоу.

С этими словами она направилась в лес. Я следил за тем, как она петляет между деревьями, как их стволы и ветви все чаще скрывают ее от моего взора. И вот стена леса снова сомкнулась, а Кэти исчезла из виду.

Я чувствовал, как возбуждение толпы за моей спиной нарастает. Мне не хотелось туда возвращаться, но я знал, что иначе нельзя: я должен быть свидетелем того, что скоро произойдет.

Я отошел от леса и втиснулся в круг мужчин. Многих из нас потряхивало, и дрожь передавалась по цепочке.

В центре круга Медведь расхаживал туда-сюда, подпрыгивал и потягивался, разминая мышцы. Папа стоял неподвижно. Как волк перед броском. На холоде и при сумрачном свете его глаза казались еще более голубыми и какими-то стеклянистыми. Взгляд был сфокусирован на добыче.

Рефери встал между бойцами и каждому по очереди что-то сказал строгим голосом, после чего отступил в сторону.

Медведь принял стойку и начал двигаться короткими шагами вперед-назад. Папа стоял на месте с безучастным, почти скучающим видом. Он взглянул на меня впервые с момента нашего прибытия сюда и затем тоже поднял кулаки. При этом он слегка вращал ими перед собой на манер кулачных бойцов викторианских времен, изображенных на старых фото. Я вспомнил, что так его учили с самого начала. Он однажды нам это рассказывал. Его первым тренером был очень древний старик, который едва мог держаться на ногах и обычно давал наставления из кресла у камина.

Медведь пританцовывал в грязи. Папа раскачивался корпусом, не сходя с места. Мышцы его бедер напряглись, удерживая баланс.

Медведь нанес первый удар, Папа уклонился нырком. Теперь и он начал работать ногами, появилась легкость в движениях.

Оба ходили кругами на импровизированном ринге. Медведь сделал еще одну попытку. Начал прямым правой и сразу добавил левой. Папа ушел от первого удара и парировал второй, а затем нанес ответный левой, метя противнику в челюсть. Медведь отклонился назад, и Папа промазал. Раздалось несколько выкриков из толпы, затем вновь наступила тишина. Еще один промах Медведя и еще. Папа бить не спешил, берег силы.

Они поменялись позициями. И после еще пары промахов Медведь все же попал. Не в голову Папе, но в грудь. Половина толпы громко выдохнула, а другая радостно завопила. Этот удар, должно быть, сбил ему дыхание. Я тоже почувствовал, что задыхаюсь. Он подался назад, на секунду потеряв равновесие. А Медведь продолжил хуком справа. Папа нырнул под кулак, но тот все же задел его голову вскользь. Еще одно попадание.

Папа быстро пришел в себя. Наполнил легкие воздухом, распрямил спину. Медведь оскалил зубы — вспышка золота, — и Папа нацелился в них. Резкий джеб. Кровь. Второй джеб в то же место. Он нащупал слабину противника. Полный набор сверкающих золотых зубов взамен ранее выбитых означал, что десны у него ослаблены и он запросто может потерять зубы повторно. Но следующий папин удар был уже заблокирован, и противники, отдуваясь, взяли паузу.

На заднем сиденье чьей-то машины гавкнула собака, и ей сразу начали вторить остальные.

Внезапно жестким ударом, прилетевшим как будто из ниоткуда, Медведь угодил Папе в область левой скулы. Раздался тихий треск, как от расколотого бревна, и кровь потекла от брови по щеке на плечо и грудь, запачкала белую безрукавку. Из папиных ноздрей выдувались кровавые сгустки, словно пламя у огнедышащего дракона.