Эллада - [4]

для осмотра товаров, назначения и взимания пошлины. Взимание определённой Афинским государством мзды на ввозимые товары сопровождалось галдежом, биением кулаками в грудь, отчаянным размахиванием руками. Анаксимандр вёл себя степенно, и, возможно, этим понравился охранителям афинских интересов. Во всяком случае, поспорив некоторое время, купец и эпомилет пришли к взаимному согласию. Последний даже указал имена торговцев, которым стоило сбыть масло, полученные сведения купца заинтересовали, кормить от своих трудов шакалов-перекупщиков не хотелось. Получив требуемый клочок папируса, позволяющий вести торговлю в Афинском государстве, Анаксимандр кликнул носильщиков.

Диомедонт оказался намного проворнее своего любознательного сотоварища по плаванью. Когда Анаксимандр устроил товар на складе, торговец тканями, раскладывал образцы на прилавке. Возле уже присматривались три оптовика. Идти в Афины Диомедонт наотрез отказался, и Анаксимандра пытался отговорить. Пока доплетёмся до города, с рынка разойдутся и продавцы и покупатели. А время дорого, до Великих Дионисий осталось три дня, надо торопиться.

— Попытаю счастье здесь, — заключил, ревниво поглядывая на покупателей, рассматривавших ткани. — Уж если не получу настоящую цену, пойду на агору.

Купцы пожелали друг другу удачи, пожали руки и расстались, захваченные собственными заботами.

Блещущее светило, столь медлительное в зените, несколько убыстрило своё движение, добравшись до склона небесного купола. И хотя зной был не сравним с пеклом первых месяцев года, в виду городских стен путник беспрерывно утирал лоб, обильно увлажнённый потом. Гиматий[7] набросил на плечи, как обыкновенную накидку, и, если бы не желание скрыть от нескромных взоров кошели с деньгами, Анаксимандр снял его совсем. Достигнув тени, прошёл под Пирейскими воротами, ступил на довольно широкую Портовую улицу. Путь до агоры ещё на галере объяснил Диомедонт, и обращаться к помощи прохожих не было надобности. За кровлями одноэтажных домов виднелся Пникс, где афиняне устраивали свои собрания, справа на циклопической каменной глыбе высились белоснежные колонны и крыши храмов. Акрополь! Всякий чужестранец, волею судеб или по своему хотению занесённый в Афины, стремился попасть в город богов. Как говаривали бывалые люди, после нашествия мидян Акрополь стал ещё краше.

— Куда прёшь, раззява? — засмотревшись на Акрополь, Анаксимандр столкнулся с прохожим, пребольно получив толчок в плечо.

Молодой, почти мальчишеский голос, добавил язвительно:

— Видать из деревни, ишь, едало на Акрополь распахнул.

Опасаясь новых насмешек, милетянин заторопился прочь от уличных остряков. Улицу довольно густо заполнял куда-то торопящийся, беседующий, жестикулирующий люд, одетый со всем возможным разнообразием. Дорогие пеплосы[8] шли рядом с грубыми хитонами, едва прикрывающими тело, и не понять было, с кем разминулся, кому уступил дорогу: урождённому афинянину или рабу, увиливающему от работы и слоняющемуся по улицам в поисках развлечений. Улица, между тем, менялась, среди одноэтажных построек всё чаще встречались двухэтажные дома. Стараясь не натыкаться на прохожих, Анаксиманд углубился в свои заботы.

На перекрёстке Анаксимандр остановился, раздумывая, какой путь избрать. Впереди, позади домов виднелся скальный обрыв Рыночного холма, цель сегодняшнего путешествия. Подумав, свернул направо, на узкую уличку. Уличка выглядела совсем уж затрапезной. Изгибалась, петляла. Если бы два рослых мужчины встали поперёк неё, и вытянули руки, непременно бы коснулись пальцами домов. Здесь его опять поджидало небольшое и не очень приятное приключение. У калитки, рядом с неказистым домишком стоял голопузый малец и самозабвенно ковырялся в носу. Надув щёки, Анаксимандр скорчил страшную рожу. Малец вынул пальчик из носа, с изумлением воззрился на придурковатого дядьку. Из калитки выскочила простоволосая баба с круглым плоским лицом, в хитоне цвета золы и с широкогорлым горшком в руках. Выплеснув в зловонную лужу помои, дёрнула мальца за руку, повлекла за собой во двор. Вытирая мерзкие брызги, достигшие бороды, милетянин негодующе воскликнул вслед:

— Поосторожней, уважаемая!

Бабе некогда было вступать в перепалку, огрызнулась из-за калитки:

— Рот не разевай, деревня!

Оставалось удивляться, почему человек, попадая в незнакомое место, держится так неловко и неуверенно.

Анаксимандр понял, что заплутал, вернулся назад, и, пройдя до следующего перекрёстка, свернул на другую, более широкую, чем та, на которой с ним обошлись так невежливо. Эта улица называлась Ламповой. Здесь и вправду имелись многочисленные лавки и мастерские ламповщиков. Зачастую и то, и другое совмещалось, а по помоям, разлитых посреди улицы, можно было догадаться, что здесь же находятся и жилища мастеровых. Зато прохожих на боковой уличке оказалось значительно меньше, чем на Портовой. Желая перво-наперво побывать у знаменитого источника, Анаксимандр ещё раз повернул и взошёл на холм по Панафинейской улице. Прежде, чем пройти на площадь, свернул влево, к Девятиструйному источнику. По обеим сторонам прохладного вестибюля, по которому неторопливо прохаживались вальяжные горожане, чьей главной заботой являлась умная беседа с образованными людьми, ограждённые мраморными плитами, располагались бассейны. Из девяти львиных голов в бассейны струилась прозрачная влага. Вот оно, чудо чудное. Не по воле богов, а стараниями человеческого разума и рук, вода, преодолев десятки стадий по терракотовым трубкам, прибыла в место, назначенное смертным. Таких рукотворных водопроводов во всей Элладе, да что в Элладе, во всей Ойкумене, только два. Один на Самосе, второй в Афинах. Стараясь не привлекать внимания, Анаксимандр подошёл к парапету, черпнул горстью холодную влагу, поднёс ко рту. Вода показалась вдвойне вкусней.