Эллада - [2]

Но обломил зубы варварский дракон о доблесть эллинов. Сама Афина Паллада укрепила дух афинян после жестоких поражений и повела победоносно на несметные полчища прожорливой саранчи. Все полисы слали свои отряды в объединённое ополчение, даже Спарта принуждена была выставить войско. Дождался и Милет своего часа, часа искупления и священного мщения. У мыса Микале ионийские корабли примкнули к триерам собратьев-эллинов. Не щадя живота своего, бились милетяне с персами в море. Одни пали в сече, другие всю жизнь носили на теле отметины, свидетельства доблести, ни один не опозорил родителей, не увильнул от битвы. После разгрома флота преследовали ненавистных варваров на горных тропах и дорогах, без жалости и пощады отнимая жизнь у святотатцев, убийц и насильников.

Так уж сложилась история, но не проходило года, чтобы не звенели мечи, не лилась кровь в бесконечных междоусобицах, стычках с сопредельными племенами и народами, но персидское нашествие раскололо время надвое, на «до» и «после».

Обрела Иония долгожданную свободу. Противу самодовольной, заносчивой Спарты, по примеру гордых, братолюбивых Афин, установили милетяне у себя народовластие, завещанное бесстрашным героем Аристогором, вождём утопленного в крови восстания.

Много воды излилось из клепсидры. На месте разрушенных домишек, теснившихся на кривых, бестолковых уличках, стараниями прозорливого Гипподама поднялись правильные кварталы домов, разделённых прямыми улицами, своими очертаниями поражавших чужеземцев. Отстраивались храмы, агора, рынки, театр. Театральная бухта превратилась в главный порт. Новые портовые склады наполнялись всевозможными товарами, которыми купцы торговали на местных рынках, возили в соседние города. Вновь Элладу и весь просвещённый мир удивляли узорчатые милетские ткани, которые не всякому горожанину были по карману, сосуды наполнялись розовым маслом, составлявшим славу Милета. Но главные купеческие пути сместились, былое величие не возвращалось, как и дидимский оракул, перенесённый святотатцем Ксерксом в далёкую Бактру.

Милетский купец

Боги ветров, словно сговорившись, позволили милетянам без помех восславить Аполлона Дидимского. На следующий же день Борей и Евр устроили состязание. Едва стихал северный ветер, гнавший потоки студёного воздуха, налетал восточный, гнул деревья, дико хохотал. Море кипело, словно гигантский котёл. Волны вздымались, обрушивались на берег, борей срывал гребни, швырял колючие брызги на городские стены, скалы, прибрежный песок. Полнотелые галеры, взобравшись осенью на деревянные козлы, боязливо поглядывали на беснующееся море.

Анаксимандр приходил в порт, подолгу смотрел на неспокойные воды, вступал в обстоятельные разговоры с мореходами, те качали головой.

Из-за бесконечных войн, развязанных Дарием и продолженных его самонадеянным сыном Ксерксом, азийские красавицы обходились без розового масла. Истлели кости Дария, и Ксеркс со своими несбыточными фантазиями переселился в царство, где потуги на мировое владычество выглядят мальчишьими кривляньями. Персидская держава, укрощённая победоносными эллинами, огрызаясь, втягивала щупальца. Но не отправлялись из Милета вглубь материка купеческие караваны, Гермес избрал иные пути. Тем не менее, Анаксимандр не мог пожаловаться на судьбу. В общем-то, дела его шли не так уж плохо, правда, и до процветания было далеко, одним словом, дела шли ни шатко, ни валко. Как без извести невозможно построить дом, возвести храм, так и без розового масла невозможно создать тонкий аромат благовоний. После разгрома персов эллинские города отстраивались и богатели. Жёны, дочери, любовницы состоятельных граждан изощрялись в капризах, требовали от своих мужчин узорчатых тканей, расписной и серебряной посуды, золотых украшений, и, конечно же, румян и благовоний. Война ушла с земли Эллады, на смену десятилетию лишений пришёл блистательный век. Боязливые девочки вместе с перепуганными матерями прятавшиеся, спасавшиеся бегством от полудиких варваров, превратились в роскошных женщин. И от Пантикапея до Сиракуз и Навкратиса роскошные женщины желали блистать. Товар Анаксимандра имел повышенный спрос.

Товар свой Анаксимандр сбывал и пантикапейским, и афинским купцам, ходил в море и сам, но недалеко, в Галикарнас и Эфес. Чудовищный кошмар, пережитый в раннем детстве, что-то надломил в ещё не сложившемся, не окрепшем душевном складе ребёнка. Ничто не проходит бесследно. Уже будучи взрослым человеком, став преуспевающим купцом, Анаксимандр ощущал как хрупок и не защищён мир, в котором он жил. Бывая в отлучке, испытывал постоянное беспокойство, усиливающееся с каждым днём и приводящее в нервозное состояние — уехал из цветущего, благоденствующего дома, а вернётся на пепелище, к растерзанным телам близких. Персы давно подписали Кимонов мир и отказались от притязаний на малоазийские эллинские города, но алчные захватчики соблюдают договоры, лишь пока не имеют сил их нарушить. Страхами своими Анаксимандр ни с кем не делился, он и для себя-то не выражал их словами, лишь ощущал. Друзья, не ведая истинной причины склонности Анаксимандра к домоседству, добродушно прозвали его лежебокой. Морские дали, между тем, манили, и весной Анаксимандр мучился раздвоенностью. Время шло, господство персов и на суше, и на море съёживалось, зашевелился Египет, царям стало не до малоазийского побережья. Зов странствий победил страхи. У него, семейного и положительного мужчины, была мечта, и мечта с каждым восходом Плеяд звучала в душе всё призывней и неукротимей. Подобно тому, как в жаркой безводной пустыне прохладный оазис манит к себе измождённого путника, Анаксимандра, сына Исолоха, призывали обильные Афины. Там, в столице могущественного Делосского союза, средоточии военно-морской силы, торговли, искусств, кипела жизнь, задавая тон союзникам. Туда стекались торговые люди со всей Эллады и Ойкумены, да и сами афинские жители потребляли всё более и более товаров. Пользуясь возрастающим спросом, за свой товар на афинском рынке можно получить настоящую цену. Но не только барыши призывали милетского купца отправиться в путь.