Эллада - [3]

Деньги не являлись для Анаксимандра всепоглощающей самоцелью самоцелью, ради достижения которой скупец не замечает радостей жизни, истощает силы и чахнет над сундуками с драхмами и минами. Без употребления, деньги, что морской песок, ни светят, ни греют. Семья, как могла, помогала тратить доходы, впрочем, такое положение вещей сам купец находил вполне естественным. И жена Клеобулина знала толк в нарядах и украшениях, в дочери, благоуханном цветочке, малышке Мирсине, сам души не чаял. И на учение сыновей, Ферамена и Ликамба, денег купец не жалел. Да и сам радости жизни вкушал во всём их многообразии, ибо относился Анаксимандр, сын Исолоха, к славному племени жизнелюбов, а среди друзей и знакомых слыл хлебосольным хозяином. Стены его комнаты украшали полки с многочисленными папирусами. Друзья восторгались щедростью обедов и увеселениями симпосиумов[4]. Особое увлечение составляли беседы с милетским мудрецом Левкиппом. Дополнением к философским беседам являлись вечера прелестнейшей Клеи, кои Анаксимандр старался не пропускать. Только обольстительная Клея могла так исполнять напевы Анакреонта, Ивика, Сапфо. Самые именитые граждане, не исключая погружённых в государственные дела архонтов и мудрого Левкиппа, не чурались посещать дом у Южного рынка, где жила гетера, и вести здесь учёные и литературные беседы. Возможно, в этом доме, пристанище муз, досужих разговоров, во время лёгких бесед обо всём и вся, подготавливалась почва для государственных решений. Милетский мудрец не только познавал мир, но и размышлял о жизни соплеменников, государственном устройстве и делах. Причём в делах, почтенным гражданам, за спиной которых теснились тени предков, чередой скрывающихся в стародавних временах, Левкипп отводил отнюдь не главенствующее место. Всякий милетянин, в душе которого благоговейный трепет перед служителями богов и родовитыми старейшинами сменился духом вольности, дорожил суждениями Левкиппа.

Жизнь, насыщенная радостями бытия, требовала денег. И папирусы, средоточие благозвучных строк и дерзновенных, неуёмных мыслей, стоили недёшево, и девы, танцами доводившие кровь до кипения, плясали не только за спасибо. Поэтому, хотя розовое масло пользовалось спросом, и торговля шла широко, особо крупных накоплений у Анаксимандра не водилось.

Закупить на все имеющиеся деньги розовое масло, даже взять в долг, продать в Афинах, и на вырученные средства набрать краснофигурные, чернолаковые амфоры, серебряные гидрии, коринфскую бронзу, оливковое масло. В Афинах много товаров, отсутствующих здесь, в Ионии, и потому сулящих выгоду. Плаванье представлялось выгодным предприятием, так мнилось Анаксимандру. Не давала покоя мысль, он уже достиг зенита жизни, не за горами старость, а до сих пор не видел Афин, не пришлось бы потом сожалеть об упущенном времени.

Прибыль, которую Анаксимандр предполагал получить, являлась внешней, материальной причиной плаванья в Афины. Причиной, которую он мог поведать друзьям, но существовала и внутренняя, нематериальная, о которой ему, солидному купцу, говорить представлялось не совсем ловко.

Приближался один из основных аттических праздников — Великие Дионисии, во время которых всякий образованный эллин стремился попасть в театр Диониса, расположенный на склоне афинского Акрополя. Кроме знаменитого Эсхила, в афинском театре объявился новый талантливый поэт — Софокл. Строфы софокловских трагедий пересекли Эгейское море и достигли ионийских берегов. Анаксимандр страстно хотел увидеть постановку трагедий. Это и было второй, если не главной целью плаванья. Сроки уходили, и он не мог ждать, когда буйные ветры окончательно уймутся, и плаванье станет вполне безопасным.

Близился к концу анфестерион[5]. Небо очистилось от хмари, море успокоилось, ночью среди ярких звёзд заблистали шестеро Плеяд, и даже седьмая, скромница Меропа стыдливо открылась зоркому взгляду. В гавани запылали костры, пронзительно запахло странствиями — кипящей смолой. Анаксимандр ударил по рукам со шкипером Каллисфеном.

Афины

Большинство пассажиров собрались в носовой части палубы. Диомедонт, спутник по плаванью, своими назойливыми советами сидевший уже в печёнках, помогая себе жестами, не уставал просвещать соотечественника, указывая на приближающиеся и уже хорошо различимые гавани — торговую Кантар и две военных — Зею и Мунихий. Объяснения сопровождал обязательными советами:

— Смотри, в Мунихий или Зею не сунься, шибко ты любознательный. Афиняне в этом отношении народ нервный, вмиг соглядатаем признают, либо спартиатским, либо персидским, оправдывайся потом. — Советовал и насчёт торговли, хотя эта тема в пути обсуждалась на десять ладов: — В Афины не торопись. Разгрузишься, в портовом рынке образцы представь, оптовики, как осы на мёд, слетятся.

Анаксимандр жадно вглядывался в надвигающийся берег, не спорил, согласно кивал головой. Предостережение насчёт военных гаваней намотал на ус, а по поводу торговли имел собственные мысли.

Причалившую к пристани галеру встречала толпа крикливых носильщиков, наперебой предлагавших услуги. Первыми на установленные матросами сходни ступили эпомилеты эмпория