Елизавета. Золотой век Англии - [106]

.

Елизавете собственная микстура вряд ли пришлась бы по вкусу[910]. И, едва запечатав и отослав свой выпад, Яков пожалел о том, что позволил своему гневу слишком многое[911]. Он быстро связывается с Эссексом и просит его вмешаться и вернуть письмо обратно в Эдинбург (там оно хранится до сих пор[912]). Это один из немногих случаев прямого контакта между графом и королем Шотландии. Благодарность Якова была похожа на почести, оказанные Эссексу королем Франции Генрихом IV: он назвал его «надежным другом и милым кузеном». Он также попросил графа стать защитником англо-шотландской лиги, которая должна была, помимо прочего, способствовать наследованию Яковом трона Англии. Свою дружбу Эссексу он предлагает очень учтиво: «Милорд, дворянин вашего положения непременно сможет дать королеве верный совет, вместо тех, кто свои пристрастия ставит выше благоденствия двух наших государств»[913]. Эссекс понял, что Яков неприкрыто намекает на Уильяма и Роберта Сесилов, и решил, что скоро он сам сможет открыто разоблачить их как выскочек и подхалимов, служащих Ее Величеству исключительно из корысти.

Яков поверил в то, что Эссекс теперь станет содействовать наследованию им английского престола. Эссекс же, по прочтении письма от Якова, думал только о своем светлом будущем в послеелизаветинскую эпоху. Энтони Бэкон передал графу слова Фаулза, который уверял, что за содействие в его восшествии на английский престол Яков на милости не поскупится. На бумаге ничего закреплено быть не могло, но Эссекс уже мнил себя влиятельной персоной при следующем монархе. Одурманенный мыслями такого рода, презрев всякую опасность, вскоре он начнет получать сведения из Шотландии по нескольку раз в неделю[914].

В начале августа 1594 года граф Сассекс собирал вещи, готовясь отправиться на крестины принца Генриха, а Елизавета решила, что удерживать заблудшего Якова на своей стороне будет легче, возобновив любезную переписку с королевой Анной. Ее правая рука была поражена артритом, и Елизавета больше не писала писем сама, поэтому письмо было продиктовано писарю Роберта Сесила. Затем королева внесла несколько исправлений своими, как она сама называла их, «каракулями»[915].

Начиналось письмо так: «C удовлетворением узнали Мы от Нашего посла о том благоволении Божьем, которого удостоились Вы, зачав сына и прямого наследника Нашему дорогому брату королю Шотландии». Задержку с ответом Елизавета бесхитростно объяснила какой-то дипломатической заминкой, а затем заверила Анну, что очень рада стать крестной для их сына. Она называла королеву Шотландии «дорогой сестрой», но продолжала использовать форму первого лица множественного числа, или королевское «Мы», хотя в личной переписке и беседах с близкими женщинами переходила на форму первого лица единственного числа. В письме она также замечает, что вместе с подарками шлет с Сассексом свои добрые пожелания новорожденному и его матери. Решив закончить письмо на элегической ноте, Елизавета пишет, что память об отце Анны короле Фредерике II, как никогда, жива в ее сердце. В последней фразе Елизавета желает младенцу здоровья, замечая, что его родственная связь с ней через ее отца, как и благородная кровь его родителей, обязывает ее относиться к нему с нежностью и заботой[916].

Однако слова эти не были всецело искренними. Елизавета завидовала молодости и красоте Анны и — даже больше всего — рождению у нее сына. Когда вместе с письмом граф Сассекс вручил королевские подарки, все увидели, что ценность их была скорее показная, чем подлинная. Главным подарком был комод, искусно украшенный позолоченным серебром, который выглядел дороже, чем был на самом деле. К нему прилагалось несколько золотых кубков. Подарки от других протестантских стран — даже от переживающих непростые времена Нидерландов — были заметно изысканнее и ценнее. А ведь в 1566 году на крещение самого Якова Елизавета отправила в Шотландию фонтан из чистого золота весом около десяти тонн — о нем говорила вся Европа![917]

Королева Анна быстро училась держаться на плаву в водовороте международной политики. В ответном письме, написанном ее собственной рукой на англо-шотландском, который Анна освоила за четыре года, она заверила Елизавету — как будто бы без иронии — в том, что, осмотрев посланные ею подарки, она всецело оценила ее любовь к ней и ее сыну: «Мы тронуты расположением и предупредительностью… и в наибольшей степени мы счастливы, что Господь даровал нам сына, приходящегося родней столь великой правительнице»[918]. Подписавшись «Ваша нежно любящая сестра, Анна Р.», королева Шотландии дала ясно понять, что наследование ее сыном английского трона — вопрос времени. Заметим также, что в своей проповеди по поводу крещения принца Генриха архиепископ Абердина более часа рассуждал о кровных узах, связывающих Якова с английскими монархами. На эту тему были написаны и напечатаны одобренные Яковом стихи, в которых правитель Шотландии дерзновенно именовался «королем всея Британии»[919].

Узнав об этом, Елизавета вознегодовала и приказала Бёрли донести до Якова через его агентов в Холируде ноту протеста и требование немедленного извинения, ибо «она все еще управляет куда более обширной частью Британии, чем он». Но Яков каяться не собирался, называя себя ввиду кровного родства единственным и несомненным претендентом на корону Англии после кончины Елизаветы. И именовать себя он будет именно так, по нраву это ей или нет