Елизавета I Австрийская - [168]
Плохие новости о самочувствии супруги застают Франца Иосифа за решением тяжелых внутриполитических проблем. Премьер-министр, польский граф Бадени, своим устным распоряжением уравнял в Богемии немецкий язык с чешским, чем вызвал возмущение немецкоязычного населения. Это привело к демонстрациям на улицах Вены, которые удалось подавить лишь с помощью полиции и военнослужащих. Император Франц Иосиф угнетен полученным письмом.
«Если ты не будешь впредь столь дурно обращаться с Метцгером, — пишет он Елизавете, — ты не будешь обвинена в неделикатном и корыстном использовании своей власти, и это не послужит тебе плохой рекламой. Единственной обрадовавшей меня новостью твоего письма была перспектива отмены твоей поездки по океану. Я был бы бесконечно благодарен тебе, если бы это решение, еще сомнительное, было бы достоверным. Если я буду вынужден, помимо всех моих забот о государстве, моей скорби, испытывать еще и страх за тебя, когда ты находишься в океане и о тебе нет никаких вестей, это будет больше, чем способны выдержать мои нервы. Мне тяжела твоя отдаленность и недоступность, в то время, когда происходят известные события, которые, я надеюсь, нас не коснутся, но ведь случиться может все что угодно[537]».
Слова императора производят впечатление на Елизавету. Ей, находящейся в Париже, претят методы доктора Метцгера, требующего, чтобы она не меньше чем на полгода доверила себя его лечению. Остальные же врачи говорят совершенно противоположное, предлагают курс лечения массажем, советуют просто теплый климат, и Елизавета, после возложения венков на могилу своей сестры Софии Алансон и на могилу Гейне, отправляется через Марсель в Сан-Ремо. Слабая, сломленная болями, она, по словам графини Сцтараи[538], «уступчива, как милый больной ребенок, прислушивающийся к доброжелательным советам и выздоравливающий на глазах». Как только она начинает чувствовать, что силы возвращаются к ней, она тут же вновь загорается желанием продолжить свои большие прогулки. Елизавета подумывает даже о том, чтобы приобрести в Сан-Ремо виллу. Графиня Сцтараи отговаривает ее от этой идеи. Ясно, что такой перелетной птице так же быстро надоест вести переговоры о покупке, как наскучил «Ахиллеон». Лондонский Byron Society планирует его покупку, но требуемая сумма в два миллиона гульденов кажется ему слишком высокой.
Приближается 1898 год. «Что будет написано на этих пустых листках?», — пишет Валерия в новом томе своего дневника. Январь проходит, состояние здоровья императрицы постоянно меняется. Воспаление плечевого нерва делает обычную гимнастику невозможной и не дает императрице спать по ночам. «Это должно кончиться, — пишет она Валерии[539], — но лучшим исходом был бы для меня вечный покой». Императрица очень тоскует по своему супругу и настоятельно просит его как-нибудь посетить ее. «Я чувствую себя восьмидесятилетней», — думает Елизавета, считая несчастьем потерю своей способности к труду, которой она гордилась всю жизнь. Но Франц Иосиф не осмеливается уезжать из страны при таком неопределенном положении дел в империи. Он представляет себе Елизавету и пишет: «То, что ты чувствуешь себя восьмидесятилетней — это преувеличение, но люди в самом деле стареют, слабеют и становятся близорукими, а нервы все более расшатываются. Я тоже чувствую все это, и процесс старения особенно усилился в этом году. Это так печально — думать, как бесконечно долго мы будем разлучены. Где и когда мы сможем увидеться?»[540]
Из Сан-Ремо Елизавета 1 мая отправляется в Территет. Она не очень хорошо отдохнула, она все еще слаба, но уже пытается предпринимать долгие горные прогулки, а доклад об этом грека Баркера вынуждает императора нежно попросить супругу отказаться от постоянного истязания своего тела и систематически не губить себя этим.
Пребывание в Территете слишком утомляет ее. А Киссинген и его ванны должны придать ей сил. Ей очень нравится это местечко. «Он не великолепен, — говорит она, — но мил, хорош и покоен. Совсем как в деревне, где воздух словно бальзам»[541]. Из Киссингена императрица поздравляет свою дочь Гизелу с серебряной свадьбой и добавляет: «Больно, что в этот день с нами нет нашего дорогого Рудольфа, который двадцать пять лет назад так радовался твоей свадьбе, но с тяжелым сердцем расставался с тобой. Но он ушел от нас, и я завидую его покою»[542].
25 апреля император посещает свою супругу в Киссингене. Чтобы доставить ей радость, он сообщает, что приобрел у одного английского лорда великолепную корову для ее фермы. Бесспорно, Елизавета выглядит плохо и производит впечатление страшно утомленной. Императора поражает то, что его расторопная, неутомимая супруга идет медленной и уставшей походкой, но Елизавета берет себя в руки и скрывает свое дурное настроение, утверждая, что все хорошо. Эти восемь дней проходят в полной гармонии. Но Франц Иосиф видит, что дело со здоровьем императрицы обстоит действительно плохо. Он поручает Валерии ехать к матери в Киссинген, чтобы понаблюдать за ней и оказать на нее влияние, призвав к разумному образу жизни. Это подействовало: Елизавета так же душевно близка со своей дочерью, как в чудесные дни детства Валерии. Печаль ее проявляется лишь иногда, но все-таки полностью не исчезает.
