Елизавета I Австрийская - [161]

Франц Иосиф с некоторого времени уже замечал, что «Ахиллеон» не приносит более радости императрице, но что она, едва построив его, захочет тут же продать, было для него совершенной неожиданностью, и он дает понять, что это дело надо еще обдумать. «Валерия и ее, возможно, многочисленные дети не умрут с голоду и без выручки от твоего дома… Дело надо было начинать осторожно и с тактом, чтобы теперь, когда готова уже порядочная часть, не поднимать такого шума… Твое намерение вгоняет меня в печаль. Я надеялся, что ты, после того, как с радостью и рвением построила Гаштури, по меньшей мере большую часть того времени, что, к сожалению, проводишь на юге, будешь находиться в своем новом творении. Но все по-иному, и тебя все больше тянет к путешествиям и бродишь по свету»[500].

Елизавета хочет сначала отказаться от своего плана, но мысль о том, что она сможет освободиться от оков, остается в ее сердце.

В мае она возвращается в Лайнц, где празднуется помолвка ее внучки Августы, дочери эрцгерцогини Гизелы, с эрцгерцогом Иосифом Августом. В конце месяца Елизавета вновь после долгого перерыва появляется на дворцовых приемах. Посланник принца Ройса находит ее не слишком хорошо выглядящей и сильно постаревшей, но он искренне рад ее появлению в обществе, потому что никогда больше не возобновятся исчезающие слухи о душевной болезни императрицы.

В июле она в сопровождении Янки Микес, взявшей на себя обязанности Марии Фестетикс, отправляется в Бад-Гастштайн. Настроение Елизаветы подвержено изменениям, то она мила и почти весела, то вновь печальна, замкнута, серьезна и меланхолична. «Ее надо расценивать совершенно по-другому, чем остальных людей, — думает графиня[501], а эрцгецогиня Валерия, посетившая мать в Гаиггайне, замечает в своем дневнике[502]: «В душе матери объединены все противоречия, какие только могут существовать».

После поездки в Венецию императрица переселяется в замок Офена. Это должно воспрепятствовать возрастающему дурному настроению, появившемуся в результате политической напряженности между династией и венгерским народом. Елизавета старается опровергать слухи о ее душевном состоянии, узнаваемые ею от хорошей подруги Иды Ференци. Это не чудо, что все еще говорят нечто подобное, ведь все, что делает Елизавета, — необычно, как и ее баварское происхождение, о котором осведомлены даже не все люди ее ближайшего окружения, — все способствует возникновению нелепых слухов. Еще не утихли разговоры о короле Людвиге И, как уже начинают просачиваться ужасные новости о жизни полностью сошедшего с ума баварского короля Отто. Он живет почти как зверь, беспрестанно говорит, обращаясь к отсутствующим, или часами в оцепенении стоит в одной позе: с наклоненной вперед верхней частью туловища, полуприкрытыми глазами и протянутой рукой в углу комнаты, вовсе не замечая окружающих. Считаться такой же душевнобольной ужасно тяжело для императрицы, ею владеет лишь одна мысль: прочь отсюда, на чужбину, где никто ни о чем не слышал.

11 ноября императорская чета в немецком посольстве посещает великую герцогиню Саксонскую. Елизавета чувствует себя как на горящих углях. Она должна и будет предпринимать короткие поездки. «Я готовлюсь стать прабабкой, — говорит она, ссылаясь на замужество своей внучки, — и тогда мне будет позволено отстраниться от всего мира»[503]. На этот раз императрица вновь желает взять с собой в путешествие Христоманоса. Место Нопча занимает генерал-майор Адам фон Берцевикци, в армии пользующийся славой хорошего наездника. В 1863 году он заключил пари, что, сев задом наперед на свою полуобъезженную шарденскую лошадь, проскачет через все поле для конкура при школе верховой езды с восемью препятствиями. Допускалась возможность одного падения, но в этом не было необходимости, ловкий гусарский офицер выиграл пари без падений. Эта история вызвала истинное восхищение Елизаветы. По-военному энергично вошедший Берцевикци, обладает здоровым чувством юмора, говорит не стесняясь, что особенно ценится Елизаветой. Она сердечно смеется, когда Берцевикци, узнав, что он будет сопровождать императрицу в морском путешествии на известном судне «Грайф», медленно и со спокойствием говорит: «На этих качелях меня всегда укачивает[504]».

Елизавета с тяжелым сердцем прощается с императором, Валерией и госпожой Шратт, которые, по ее словам, являются «тремя единственными корнями, связывающими ее с этой землей»[505].

1 декабря они отправляются на Мирамар, а оттуда немедленно в Алжир. Францу Иосифу так же тяжело было расставаться со своей супругой. «Я медленно привыкаю к одиночеству», — пишет он[506]. — Нет твоих взглядов во время завтраков и совместных вечеров, я уже дважды был в твоей комнате, где вся мебель зачехлена, где все с печалью напоминает о тебе».

Тем временем Елизавета прибывает в Алжир. «Теперь среди нас царит военный порядок, — пишет она, — так как Берцевикци очень интеллигентен и строг»[507]. Дальнейший путь императрицы лежит на Мадейру, которую она вновь посещает спустя тридцать три года и с грустью думает о том времени, когда она, будучи красивой и молодой женщиной с множеством забот и разочарований, впервые предприняла путешествие в далекие страны.