Елисейские поля - [10]

Адриен объяснил, что к чему, уже, наверно, в пятый раз, но господин Пупарден по-прежнему ничего не понял.

— Отлично, отлично, — сказал он (и подумал: «Спрошу у него еще как-нибудь попозже»). — Ну а конкретно?

— Конкретно? — повторил Адриен улыбаясь. — Подписывать кое-какие бумаги, вот и все. Кстати, вот и первые из них… Ну а теперь не буду вам мешать.

Вошедшая секретарша принесла стопку писем и счетов. Господин Пупарден пришел в отчаяние: «Если я подпишу не вникая, я никогда не войду в курс дела и меня будут упрекать в верхоглядстве. А если потрачу много времени на изучение этих бумаг, то прослыву тугодумом…»

В конце концов он отпустил себе столько времени, чтобы если не понять, то хоть прочитать их.

Прошло два дня пребывания господина Пупардена на посту управляющего, и за все это время реальная работа заняла у него не более десяти минут. На третий день утром в его кабинет стремительно вошел Адриен.

— Как, дядюшка, вы здесь, в этакую рань! Но почему? Сходили бы лучше прогулялись. Прошу вас, гуляйте сколько вам будет угодно!

Господин Пупарден так ошеломленно уставился на Адриена, лицо его выразило такую растерянность, что Адриен тотчас осознал, какую он допустил бестактность.

— Я хотел сказать… — Он замялся. — С утра вам не мешало бы отдохнуть, потому что во второй половине дня вы мне будете очень нужны.

— О, я к вашим услугам! — просветлев, воскликнул господин Пупарден.

Он позволил себе покинуть бюро без четверти двенадцать, не преминув пояснить секретарше, затем рассыльному:

— Мне нужно будет пораньше прийти с обеда: нас с мсье Адриеном ждет важная работа.

В эту самую минуту его племянник ломал себе голову над тем, какое бы дело изобрести для дяди, чтобы оправдать по неосторожности вылетевшие слова. В конце концов он решил извлечь из архива давно сведенный баланс минувшего года и поручить дяде перепроверить его.

— У меня возникли кое-какие сомнения касательно финансовых операций фирмы. Не могли бы вы — это, разумеется, строго конфиденциально — посмотреть расчеты тщательнее? Полагаюсь на вашу скромность: такое я могу доверить только родственнику… — И далее в том же духе.

Понизив голос, господин Пупарден дал необходимые заверения, потом заперся на ключ. Счета были чисты, как родниковая вода в хрустальном бокале. Тем не менее после многодневных трудов он обнаружил ошибки в подсчетах, которые на самом деле были плодом его обычной рассеянности и усталости от кропотливой возни с цифрами. Обеспокоенный, Адриен счел своим долгом повторить расчеты и затратил немало времени, прежде чем убедился, что тревога оказалась ложной.

Тогда он усадил дядю сочинять «проекты писем». Господин Пупарден принялся кропать их дюжинами, на все случаи жизни. Адриен играл школьного учителя:

— Дорогой Альбер, — говорил он, — не могли бы вы составить мне проект докладной записки министру внутренних дел с обоснованием полезности документального кино?

С таким же успехом он мог бы поручить дяде набросать черновик письма Теофиля Готье одному из друзей в провинцию с описанием премьеры «Эрнани»[2].

Господин Пупарден из кожи вон лез, по десять раз переписывая письмо, которому не суждено было попасть в конверт. Видя его усердие, Адриен всячески поощрял его, и тот, в первых «проектах» писавший приблизительно так: «На ваш исходящий от 8-го числа истекшего месяца…», мало-помалу, гордый похвалой, стал отваживаться на язвительные поучения и колкие замечания. Когда к письму прокурору республики господин Пупарден поставил эпиграфом: «Не судите, да не судимы будете», Адриен решил, что эксперимент чересчур затянулся. Тем более что послания, выходившие из-под пера управляющего, разрастались теперь на пять-шесть страниц, и племяннику приходилось тратить уйму времени на их прочтение.

Тогда Адриен доверил дяде сравнительный анализ статей в кинематографической прессе, и господин Пупарден, взявшись за это со всем пылом, начал представлять ему такие отчеты, каких не знавала ни одна кинокомпания в мире: «Госпожа Грета Гарбо была названа „божественной“ тремя журналами из девяти, „волшебной“ двумя другими и набрала на этой неделе в общей сложности 118 строк против 183 на прошлой». И дальше в том же духе.

По пути на службу и обратно господин Пупарден проезжал мимо семи кинотеатров и назубок знал их репертуар. Из окна автобуса он жадно рассматривал рекламу картин на их фасадах, готовый, как ребенок, забраться на сиденье с ногами. Дома он разглагольствовал о кинофильмах, выдавая высказывания кинокритиков, почерпнутые им из газет, за собственные суждения и добавляя со скромной гордостью: «Кино — это целый мир, совсем особый! Чтобы знать его, надо в нем жить…» В конце месяца он вручил госпоже Пупарден несколько тысячных ассигнаций и повел своих дам в ресторан.

Однажды утром Адриен вошел к нему в кабинет с рулоном афиш, кипой брошюр и рекламных буклетов.

— Ну как, дядя Альбер, довольны вы своей продукцией? Он разложил перед господином Пупарденом красочные афиши, перелистал Брошюры, развернул искусно выполненные проспекты.

— Это моя продукция?

— Ну да, дорогой мой управляющий! Письма, чеки, счета, которые вы подписывали, — вот чем все это обернулось!