Эликсир Власти - [67]

– Мадемуазель, вы готовы?

– Сейчас иду, доктор.

Вытянувшись на кровати и уставившись в потолок, Веритэ лежала не шелохнувшись, пока Делиль с миллионом предосторожностей и извинений поднимал ей рукав шелкового платья. Краем глаза она видела лежащий у изголовья стеклянный шприц, наполненный эликсиром.

– Может быть больно, – предупредил Делиль. – Некоторые из человеческих подопытных плохо перенесли впрыскивание первой версии эликсира.

– Вы плотно закрыли дверь?

– Простите, мадемуазель? – переспросил Делиль, наклоняясь к графине. – Вы спрашиваете меня, плотно ли я закрыл дверь. Да, но…

– Главное, чтобы никто меня не услышал, если боль будет слишком сильной. Действуйте же, и поскорее. Я не желаю больше ждать ни минуты.

Веритэ вцепилась ногтями в край платья, пока иголка протыкала ей кожу. Доктор знал свое ремесло, и за несколько секунд содержимое шприца плавно перетекло в вены графини.

– Мадемуазель, вы хорошо себя чувствуете?

Графиня молчала. Под белой кожей отчетливо синели вены. Теперь их было особенно хорошо видно. Женщина смотрела в одну точку. Обеспокоенный Делиль увидел у нее под носом капельку крови иссиня-черного цвета. Из глаз аристократки внезапно полились кровавые слезы.

– Мадемуазель?

Графиня откинула голову назад и закричала. Ее тело извивалось от боли.

– Мадемуазель!

– Уйдите! Вон! – простонала Веритэ.

Помедлив, Делиль повиновался. Выражение лица аристократки не оставляло ему выбора. Он прикрыл за собой дверь и вздрогнул, услышав еще один истошный вопль. Казалось, от крика графини в башне вылетят все стекла.

– Боже мой, – прошептал он, прислонившись к двери. – А ведь я был уверен, что не ошибся.

Вдруг все стихло. Обливаясь потом от страха, Делиль решился войти в спальню.

– Что же это такое! – негодовал посол немецкого Рейха. – Немедленно скажите нам, где управитель Фиори! Не могу поверить, что он не соизволил нас встретить! А ведь мы преодолели такой большой путь, чтобы почтить его визитом! Ja, unglaublich![2]

Кровавые братья, облачившись в одежды пурпурной фаланги, делали все возможное, чтобы развлечь гостей. Для немецкой и французской делегации немедленно организовали экскурсию по башне. Однако Эжен Алье и герр фон Шнурберг, немецкий посол, едва обменялись приветствиями и даже не пожали друг другу руки. Напряжение между двумя государствами висело в воздухе.

В течение дня члены делегаций успели сытно пообедать (за разными столами), насладиться изысканными крепкими напитками (в разных концах курительной комнаты) и совершить послеобеденную прогулку в висячих садах (отдельно друг от друга).

Но время шло, Фиори не появлялся, а немцы начинали терять терпение. Беспокойство в рядах Кровавых братьев нарастало. Эжена Алье тоже мучила тревога, и он все никак не мог найти подходящий момент, чтобы расспросить пурпурную фалангу о том, что происходит.

Немецкий посол фон Шнурберг, лысый и низкорослый, с гордостью носил роскошную седую бороду в форме прямоугольника, который словно вычертили по линейке. Он в ярости крутил указательным пальцем под носом принимающей стороны.

– Это оскорбление! Настоящее оскорбление! Мало того что мы дышим одним и тем же воздухом с этими жалкими французиш-ками, так еще и это! – кричал он. Сильный немецкий акцент придавал его возмущенным возгласам еще большую убедительность.

– Как мы уже сказали вам, герр фон Шнурберг, управитель очень сожалеет, что ему приходится заставлять вас ждать, но у него неотложные дела, – ответил Кровавый брат, стоящий напротив посла. – Управитель примет вас, как только сможет. Пока же не желаете ли вы посмотреть представление в нашем механическом театре?

От гнева у посла вздыбилась борода. Он развернулся и о чем-то быстро заговорил по-немецки со своей делегацией. Через пару мгновений он повернулся к стражнику и сухо сказал:

– Sehr gut![3] Но если по окончании спектакля управитель так и не пожелает нас принять, мы тотчас же уйдем, и тем хуже для вас и ваших так называемых чудес науки и техники!

Кровавый брат с облегчением подвел их к молодой женщине, которая проводила делегацию в театр.

Стоило немцам выйти из комнаты, как Эжен Алье, наблюдавший за происходящим со стороны, немедленно подошел к Кровавому брату и с мрачным видом тихо поинтересовался:

– Что происходит? Ничего подобного не было предусмотрено. Графиня Могарден должна была принять нас до встречи с немецкой делегацией, чтобы допросить нашего пленника. Где она?

Кровавый брат снял маску, вытер ею пот со лба и надел ее обратно.

– Доверьтесь мадемуазель, это все, что я могу вам сказать, – ответил он и отвернулся.

Зрители, пришедшие в театр, были явно не в лучшем расположении духа. Они расселись в бархатных зеленых креслах, даже не обращая внимания на великолепную обстановку. Зал поражал потолком, украшенным изображениями морских гадов. В воздухе парили хрустальные люстры, напоминающие медуз. Изумрудный занавес еще был опущен, но два механических пианино, стоящих по краям сцены, вовсю наигрывали веселую мелодию лариспемского марша. Со скрипом повернулись большие зубчатые колеса, занавес раздвинулся: все увидели плакат из папье-маше, на котором было написано название пьесы: