Элементали - [73]
Танцевальный зал в храме был необычным. В виде колесницы, запряженной лошадьми. Искусная работа резчиков поражала! Лошади были, словно живые! Посреди этого зала, в центре летящей в Космос колесницы, замер в позе танцующего Шивы молодой прекрасный брамин: на правой ноге, согнутой в колене, а левая поднята. Правая рука застыла в знаке, означающем защиту и благословение в преодолении страха смерти: поднятая открытая кисть. Левая кисть с выпрямленными пальцами была опушена и направлена к левому колену, что означало для человека возможность освобождения от иллюзорного восприятия мира. На голове у брамина красовалась корона с черепом: символ победы над смертью. Вокруг застывшей в центре зала стройной мускулистой фигуры горели огоньки, олицетворяющие Вселенную в которой танцует великий бог, раз, за разом создавая в ней своим танцем динамическое равновесие. Лицо танцора было раскрашено так, что невозможно было различить черты. Словно сам бог замер в летящей колеснице, готовясь совершить древний обряд.
При первых звуках музыки живая статуя задвигалась. Движения брамина были плавные, но вместе с тем сильные. Каждое что-то означало.
– Он танцует танец разрушения! – сказал вдруг кто-то.
Эти слова утонули в благоговейном молчании. При первых же движениях танца все впали в экстаз. Даже Билял примолк.
– Самолюбие является одним из самых пагубных зол, – шепнул ему Гуанг Чао. Но Билял его не услышал. Он не отрываясь, смотрел на танцора.
Его руки плавно двигались, знаками показывая рождение планеты и ее гибель. Брамин изгибался, словно в его теле не было костей. Руки, ноги, – все было живое и постоянно в движении. Он будто скользил по каменному полу, исполняя древний ритуал. А вокруг все ярче горели светильники. Танец завораживал, язык тела был всем понятен без слов. Вселенная умирает, чтобы родиться заново. Жизнь есть смерть, а смерть есть жизнь. Когда танец закончился, брамин опять замер в позе, изображающий космический танец Шивы: на правой согнутой в колене ноге.
Вновь ударили в колокол.
– А теперь свершится древнее пророчество, – торжественно сказал Гуанг Чао.
Четыре брамина понесли бархатные носилки в колонный зал. Все, как завороженные, потянулись следом. В огромном Царском зале и так уже было не протолкнуться. Прошел слух, что сегодня особенный день, который случает раз в несколько тысячелетий. Сегодня не просто праздник Космического танца, а инициация. Произойдет что-то необычное. Что именно, никто не знает. Но все, даже не очистившиеся от грехов, преодолеют свою карму и впадут в нирвану. Священный огонь разом очистит все кармы, и все грехи будут прощены.
Носилки поставили в центре колонного зала. Брамины торжественно сняли с них черное покрывало, и все увидели золотую статую.
– Это не свиток, – разочарованно протянул Билял.
Статуя была из чистого золота, и она была необычной. Возникало непреодолимое ощущение, что ей не одна тысяча лет и создали ее не здесь, где поклоняются многорукому богу. В каком-то другом храме. И вообще в другом мире. У этого золотого идола было необычно лицо, совсем не похожее на лица индусов. Губы тонкие, нос тоже, а глаза миндалевидные, кончики уходили к самым вискам. И рук было всего две, а не как у прочих статуй бога Шивы. Левая рука лежала на сердце, а правая была поднята, и пальцы сложены в нетрадиционный и необычный знак: большой, указательный и безымянный образуют кольцо, мизинец направлен вниз, а средний палец длиннее обычного и направлен вверх. Билял машинально посмотрел на свою правую руку, где сияло кольцо с рубином. И покачал головой: кольцо явно не налезет на палец золотому идолу.
Статую торжественно водрузили на пол в центре зала. В круг, где были начертаны те же символы, что и на перстне с рубином. Давешний старик-брамин с молодыми синими глазами взглядом выделил из толпы Биляла.
– Не ходи, – сказала вдруг Алла.
Он лишь пожал могучими плечами:
– Я ничего не боюсь. И кольца мне не жалко. В конце концов, я заберу его обратно, если не совершится обмен.
И он шагнул в центр зала, к золотой статуе.
– Божественный! – торжественно объявил стоящий рядом с ней брамин. – Соверши обряд, о, Божественный! Верни обручальное кольцо!
Билял стянул с пальца перстень с рубином. Гуанг Чао смотрел на это с мрачным и торжественным видом. Рядом замерла Тера.
Все, затаив дыхание смотрели, как Билял надевает перстень на поднятый вверх, к своду колонного зала, палец золотого идола. Сначала всем, как и Билялу, показалось, что оно не налезет, потому что мало. Но кольцо странным образом увеличилось в размерах, а рубин засиял еще ярче. Оно в мгновение ока оказалось на пальце у идола. И вдруг по залу прошел ропот.
– Он закрыл глаза… Он закрыл глаза…
В самом деле, как только перстень оказался на его пальце, веки золотого бога опустились. Рубин вспыхнул, и ослепительно яркий багровый луч ударил в купол храма. Тот разошелся, появился огненный столб, один конец которого упирался в золотого идола, а другой уходил в черное звездное небо. И вдруг все почувствовали, как пол и стены задрожал.
– Билял! – отчаянно вскрикнула Алла.
Он едва успел отскочить. На каменном полу внезапно появилась трещина. Она шла по кругу, начертанному из космических символов. Оттуда, из стремительно увеличивающейся трещины хлынул огонь. Золотая статуя с рубиновым кольцом на пальце мгновенно очутилась в огненном кольце. Одежда на стоящем рядом с идолом брамине запылала, и он тут же обратился в факел. Это уже был не тот священный огонь, который люди, не боясь обжечься, передавали друг другу. Все закричали от ужаса. Брамин за считанные секунды сгорел и рассыпался в пепел. А огонь поднимался все выше и выше, охватывая статую. Она начала плавиться. Золото ручьями стекало с головы идола, по его шее, плечам, по ногам. И текло в зияющую на полу трещину. В ответ огонь поднимался из-под земли мощными толчками, словно к поверхности вплотную приблизился ад, и каждый новый глоток золота только распалял его аппетит.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.