Элемента.М - [34]

- Ты, видимо хотел сказать – общайся, втирайся в доверие, собирай информацию? – уточнил Феликс.

- Я сказал именно то, что хотел сказать, - жёстко ответил Алекс, - И у тебя есть максимум неделя, чтобы пересмотреть и освежить в памяти все собранные материалы, возможно, девушке важна будет вся эта информация. Её мы не можем пригласить в Наш Замок.

- Почему нет? – не удержался от вопроса Феликс, - Девушка основной персонаж всей этой пьесы, разве она не имеет право знать.

 - Мы не уверены, что это ей не повредит. Лишь только поэтому, - сухо ответил Командор, - Удачи, Феликс!

Феликс не в силах был посмотреть Алексу в глаза – он молча кивнул и вышел – он знал, что Командор поймёт, что за эти два дня для Феликса ничего не изменилось. Боль, тупая, ноющая, непрекращающаяся боль раздирала его душу. И он честно пытался её приручить. Он сделал две вещи, которые никогда не делал. Он позвонил девушке, с которой уже встречался и это было против его правил – ни одна девушка не была у него дважды. И он напился. Ни одна из этих затей не увенчалась успехом.

 Девушка была принеприятнейшей, какой она была и в первый раз, и он сильно пожалел, что выбрал телефон наугад. От неё пахло чем-то кислым, словно смесью вчерашних сигарет и квашеной капусты, и у Феликса было стойкое желание разворачивать её к себе спиной, против чего, она в принципе и не возражала. И глядя на её упруго подпрыгивающие ягодицы, он вдруг понял, что никогда не представлял себе на этой кровати Еву. Никогда он не представлял её себе на месте ни одной из этих бесконечно меняющихся девиц. Никогда не пытался угадать что скрывают её лёгкие летние платья. Наверно, она была ему дорога чем-то другим. И эта мысль настолько его поразила, что он невольно замер, и только вопрос недоумевающей девушки – Эй! Что-то не так? – заставил его опомниться и закончить начатое. Он спровадил девушку настолько быстро, на сколько смог. Он вызвал такси, заплатил водителю, даже поцеловал её в кислые губы на прощанье, надеясь, больше никогда с ней не встречаться.

А потом он совершил ошибку номер два и в полном одиночестве напился. Но даже пьяный в сопли он не плакал. Он проснулся с невыносимой головной болью и не менее невыносимой жаждой, но та боль, которая поселилась в его сердце - не отступила. И вот теперь у него было быть может неделя, чтобы научиться с этим как-то жить.

Глава 11. Получилось!

Когда утром она открыла глаза, его все еще не было. Может быть, конечно, его уже не было, и он приходил и даже провел с ней целую ночь, но, где-то в глубине души Ева чувствовала, что это не так. А ведь ей так много нужно было ему рассказать! «Я радуюсь, что могу умереть!» - сказала ей вчера Кэкэчэн, она же Евдокия Николаевна Купцова. И Ева вспомнила как совсем недавно чувствовала тоже самое. Когда она хотела увидеть Дэна хотя бы еще только один раз. Просто увидеть. А потом… потом можно было бы и умереть. Потом хорошо было бы умереть, чтобы ничего и никогда больше не чувствовать. И вот Дэна рядом не было, и ничего она не хотела сейчас так сильно как снова его увидеть. Он сказал, что души алисангов не умирают. Еве показалось тогда, что это так замечательно. Сейчас она так не думала. Смерть, не приносящая забвения, сегодня ей казалось ужасной. Он сказал, что Светка Васькина умерла и что, возможно, это можно изменить. Это сложно, но возможно. Ева даже близко не понимала, как можно это изменить, но, наверно, он правда, боролся за ее жизнь, и это было непросто, раз его до сих пор не было. Ева не хотела, чтобы он рисковал своей жизнью ради кого бы то ни было, но ей подумалось, что настоящие герои почему-то всегда поступают именно так. И Еве тяжело было осознавать, что она практически попросила его это сделать. Утро как всегда явно не задалось.

 Она прислушивалась, стараясь среди разговоров в коридоре услышать голос Дэна. И какой-то мужской голос там явно басил, но слишком низко для Дэна и слишком далеко, чтобы понять, о чём там вообще шла речь. И снова Ева вспомнила вчерашний разговор с шаманкой. «Мы можем их призывать и прятать». Ева понятия не имела что значит прятать, но слово «призывать» было достаточно красноречиво само по себе. Она поспешно натянула халат. С одной рукой ей поначалу это было трудно, но потом она приноровилась и сейчас в прямом смысле легко сделала это одной правой. Она хотела поговорить с бабкой. Сейчас.

В коридоре никого не было. Басил Гена в регистратуре, причем в пустой регистратуре. Судя по всему, разговаривал по телефону, к счастью, стоя спиной к открытой двери. Ева проскользнула, можно сказать незаметно, потому что кроме Гены, в больнице все еще спали. Спали все и на втором этаже. То, что Ева приняла за утро, была просто ночь, тихая зимняя лунная ночь. Луна, полная и невероятно яркая светила сразу во все окна второго этажа. Дверь в комнату Евдокии Николаевны была приоткрыта, и Ева, поняв свою ошибку со временем, не хотела беспокоить старушку ночью. Но на самом краю лунного света, который оконным квадратом вливался в открытую дверь, что-то блестело. Ева наклонилась, чтобы это поднять и нечаянно толкнула дверь, которая бесшумно открылась. Она испуганно повернулась в сторону кровати, на которой спала старушка. К счастью, она не проснулась. А то, что лежало на полу, была всего лишь конфета в блестящем фантике. Еще одна точно такая же лежала на столе рядом с открытой пачкой сигарет. Ева хотела положить конфету на стол, с которого ее видимо, нечаянно столкнули, но что-то не хотелось кормить старушку конфетой с пола, тем более Ева чувствовала крошки внутри фантика - может быть на нее даже наступили. И она положила конфету в карман, чтобы выкинуть, тем более у старушки была еще одна, и осторожно вышла.