Элемента.М - [27]

 Возле одной из комнат потянуло сигаретным дымом. Ева вспомнила, что Евдокия Николаевна, к которой они как раз и шли тогда, курит. И повинуясь этой магии момента, который она сейчас словно переживала заново, Ева открыла дверь в комнату старушки, даже не постучавшись.

У Евы сложилось впечатление, что хозяйка комнаты ее ждала. Она молча кивнула ей на стул и выпустила в потолок струйку дыма. Окно было приоткрыто, но со своей функцией явно не справлялось. В комнате было и душно и дымно одновременно.

 Ева помнила эту строгую пожилую женщину. Сейчас с аккуратно уложенными седыми волосами она казалась ей намного моложе. Кажется, Дэн говорил, что ей больше ста лет. Ева с большой натяжкой дала бы семьдесят. Ее несчастной теть Зине было всего 72, но она была худенькой сморщенной старушкой. А Евдокия Николаевна была худа, но величественна, и как-то благородно состарена как красивая вещь из дорогого металла, со временем лишь слегка покрывшись морщинками и мелкими темными крапинками, словно патиной. Взгляд её был холоден и был в нем если не лед, то какой-то мелкий снег, колючий и неприятный. Но Еве не было страшно, даже неуютно не было. Она вспомнила, что ей всегда нравился запах табачного дыма, хотя сама она никогда не курила Она еще раз глубоко вдохнула и подумала, что это и есть, наверно, пассивное курение. Ей стало еще лучше, и она этому улыбнулась.

- Хорошая у тебя улыбка, - негромко сказала Евдокия Николаевна и тоже улыбнулась.

- У Вас тоже хорошая, - ответила ей Ева.

- На концерт пришла посмотреть?

- Нет, я про него даже не знала. Просто. Гуляла.

- Да, тут у нас настоящий променаде. Гуляй не хочу.

И она произнесла этот "променаде" как-то совсем по-французски с грассирующей «эР», прононсом и едва слышной в конце слова "Е". Да, старушка была как шкатулка с секретом. Совсем не проста и совсем не та, что кажется.

- А правда, что Вам больше ста лет? - спросила Ева.

- Да. Через несколько дней мне будет ровно сто двадцать. И я, наконец, умру, - и глаза ее заблестели, но не от слез.

- Вас словно радует собственная смерть, - заметила Ева.

- Меня и радует, - снова улыбнулась Евдокия Николаевна и выпустила еще одну струйку дыма вверх. Сейчас с этой загадочной улыбкой, коротко подстриженной челкой и изящно зажатой между пальцами сигаретой, она напомнила Еве Анну Ахматову. Молодую Ахматову. И впечатление удачно дополняла накинутая на плечи шаль.

- Совсем-совсем не страшно? – Ева словно хотела поколебать отвагу женщины, но та только еще шире улыбнулась в ответ.

- Абсолютно! Я не такая как все эти глупые куры, то трясущиеся за свои жалкие жизни, то с вожделением ожидающие встречи со своими, давно почившими родными. Доживая свою никчемную пустую жизнь, люди почему-то думают, что, если им будет дано бессмертие, их жизнь сразу станет полной и интересной. Но не их Бог наполняет ее содержанием, они сами наполняют ее. Если они не смогли наполнить ее смыслом на таком коротком отрезке пути, бессмертие сделало бы их обузой этому миру. Избави Боже от бессмертия! Я радуюсь, что могу умереть.

- Но откуда вы знаете, что умрете? – не унималась Ева.

- О, я знаю! Между мной и вечностью осталась такая тонкая грань, что я чувствую каждое движение за ней. И она чувствует каждое мое, - она замолчала, потушила окурок и бросила его в небольшую хрустальную пепельницу, - Я хотела, чтобы ты пришла.

- Правда? – удивилась Ева, - Но зачем?

- Я бы сказала не зачем, а почему, - и она положила на стол руки и стала рассматривать кольцо на своем пальце. Ева тоже стала рассматривать это кольцо. Обычное золотое кольцо, небольшое, немного потертое от времени и постоянной носки, с круглым розовым камнем.

- Потому что ты не такая как остальные. И доктор твой не такой. И Виленович не такой. А у меня есть дар чувствовать таких как вы, - она подняла руку с кольцом к самым своим глазам, потом сняла его и подала Еве, - Теперь оно твое, но не одевай пока.

Ева посмотрела на протянутое ей кольцо, зажатое в морщинистой руке покрытой старческими пятнами. Она ни за что не хотела его брать. Она даже открыла рот сказать это, но, бабка, видимо, ждала её возражений.

- Оно принадлежало твоей тетке. За несколько часов до того, как ее убили, она попросила меня тебе его передать, если она тебя не дождётся, - и кольцо легло перед Евой на стол, но Ева испуганно уставилась на пожилую женщину.

- Евдокия Николаевна, вы тоже считаете, что ее убили?

Женщина скривилась, словно что-то резало ей слух.

- Никогда не любила это чужое имя, - как бы невзначай заметила она, - Я даже знаю кто это сделал.

Ева не верила своим ушам.

- Кто? – невольно поежившись под её тяжелым взглядом, Ева готова была услышать всего одну букву в ответ - «Я», но то, что она услышала поразило ее сильнее.

- Моя внучка, - был ее ответ.

Переспрашивать не имело смысла, Ева точно слышала ответ и ее воображение тотчас нарисовало в уме образ худенькой голубоглазой девушки, насыпающей в чашку яд. Это было жестоко и бессмысленно, и Ева сдалась.

- Но за что? – оставив пока за скобками все остальные вопросы спросила она.

- Я не уверена, но, думаю, что нечаянно. Она была так испугана, а потом так подавлена, что на умышленное убийство это было не похоже. Да и не хватило бы ей хладнокровия на умышленное, кишка тонка, как и у деда ее. Даром что ли она на него так похожа, - и бабка презрительно хмыкнула.