Элемента.L - [5]

— Ты-то как? Замуж не вышла?

Глупо раздражаться на старую прикованную к постели женщину, но этот вопрос, как удар под дых, всегда заставал Еву врасплох. Нет, она помнила про этот коварный вопрос, она готовила ответы на него, как домашнее задание, тщательно продумывая слова и интонации для разных людей и разных случаев. Но когда вопрос звучал, она всегда была к нему не готова. И мямлила что-то после слова «нет», словно заранее оправдываясь за свою непутёвость, что как-то не сложилось пока и бла-бла-бла… Но жестокая старуха, не подозревая о своей жестокости, продолжала добивать:

— А парень-то есть?

И Ева снова сказала «нет» и, опустив глаза, опять собралась оправдываться, но взгляд упал на спасительный пакет:

— Тёть Зин, я же вам гостинцы принесла! Чуть не забыла!

И она хотела их доставать из пакета, но подумала, что одинокой бабке будет большей радостью самой разобрать подарки, когда Ева уйдёт. И положила пакет на стол. «Может, она даже специально будет оттягивать этот момент. Надеюсь не очень надолго, а то яблоки сгниют», — подумала Ева и подвинула его поближе. «О, этот чёртов пакет!» — вспомнила она неловкую ситуацию. «О, этот чёртов медбрат!» — она бессильно опустилась на стул, услышав за спиной звук открывшейся двери и его голос:

— Зинаида Ивановна, вы пообедали? Я могу забрать посуду?

— Да, Серёжа, спасибо! И скажи там, на кухне, Лидке, что котлета сегодня лучше, но соли маловато, — обратилась она к парню.

— Я скажу, но Лидка сегодня не вышла, вроде внук у неё заболел. Елизавета Петровна её подменяет.

— А, тогда понятно! Эта старая хрычовка даже на соли экономит! — старушка недовольно поёрзала на кровати.

Все это время смиренно молчавшая на стуле Ева разглядывала аккуратно составляющие посуду руки медбрата. А там было на что смотреть! Рукава у униформы были короткие, хоть и зима почти — то ли топили у них хорошо, то ли парень горячий. А руки были смуглые, и обтянутые гладкой кожей упругие мышцы двигались вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз…

— Вы не подержите? — словно зачарованная этим движением, она не сразу поняла вопрос. — Я стол отодвину, подержите, пожалуйста!

Парень протягивал ей поднос с грязной посудой.

— А, да, конечно! — до неё, наконец, дошло, о чём он говорит, и Ева вцепилась в пластмассовые ручки. И снова получилось не очень элегантно. Особенно если сравнить с тем, с какой лёгкостью парень отодвинул от кровати и переставил к окну огромный деревянный стол, да ещё с пакетом сверху.

— Спасибо! — он аккуратно принял на открытую ладонь поднос и с грацией жонглирующего акробата так и вынес его на одной руке за дверь. Не оглядываясь. Хотя, может, он и оглянулся, Ева не видела, потому что не в силах была посмотреть ему в след.

«Господи, да что это со мной?» Она встряхнула головой, словно просыпаясь, и посмотрела на часы. Почти два. До поезда ещё полно времени, но и разговаривать уже особо было не о чем, хотя… про этого парня она хоть что-то, но обязана узнать.

— Тёть Зин, а Елизавета Петровна — это случайно не бывшая буфетчица со школы? Как же её фамилия-то? — начала Ева сильно издалека.

— О, да то когда было! Вспомнила! Уже буфета в той школе не было, когда я на своих двоих бегала. А Лизка в то время в столовке нашей поселковой работала. Сметану воровала, да ей всё борова своего откармливала, Гришку.

Старушка говорила и время от времени словно разглаживала на одеяле несуществующие складки.

— Какого борова? — не поняла Ева.

— Какого-какого! Да мужа своего! Вот от той сметаны он раньше времени-то в ящик и сыграл.

— От сметаны? — с сомнением переспросила Ева.

— Ясно дело от сметаны! Сметану-то нам в столовку с совхоза привозили, настоящую, не с сухого молока, как сейчас лепят. Жирнющая была сметана-то! А Гришка её от сердечного приступа помер.

— А сметана-то причём?

— Нет, вот ты вроде грамотная, а простых вещей не знаешь, — возмутилась старая. — Сердечный приступ он не на пустом месте возникает, а от холестерину. А холестерин он в масле да в сметане весь и есть.

— А давно её муж умер?

— Да, лет пять уж как, — стала припоминать старушка, — только Антипова похоронили, деда, а следом и Гришка.

— Так, а столовой той уж лет десять как нет, а совхоза и того больше! — припомнила Ева.

— Правильно, совхоза нет, а холестерин остался! Я сразу так и сказала, что это та сметана ворованная его и убила!

— Что прямо Лизке так сказала?

— Ты что, Лизке! Мне с ней ещё здесь век доживать! А рассерди её, так подсыплет чего в еду со зла. Ладно бы с того помереть, и дело с концом, так нет, будешь животом мучиться, а оно мне с моей ногой хуже смерти. Не дойду до горшка вовремя, такой позор терпеть. Ладно, раньше Светка работала рыжая, Кривого дочка. Она хоть и заикалась, а добрая девка была, терпеливая. А теперь вот взяли этого.

Тётка махнула рукой в направлении двери.

— Медбрата? — подпрыгнула на стуле Ева.

— Серёжку-то, — подтвердила её надежды бабка.

— Он что, плохо работает? — удивилась девушка.

— Нет, работает он хорошо, — снова расправила морщинистой рукой невидимые складки старушка, — только в богадельне нашей одни бабки, а он вроде хоть и медик, но ведь мужик. Неловко как-то. Мы уж и Екатерине Петровне говорили, что стесняемся. Но она женщина суровая, сказала, что к нам парня не то, что в богадельню поселковую, в больницу-то работать не заманишь. А этот приехал сам вроде. И она скорее богадельню нашу прикроет, чем его попросит уйти. Говорю ж, сурьёзная она женщина!