Электрический остров - [33]

Когда они подошли к машине, из соседнего дома показалась Марина Чередниченко. На ней было луково-зеленое платье из плотной материи с путаным узо­ром, падавшее прямыми складками почти до земли. Этот цвет необыкновенно шел к ее глазам и пышной короне волос.

— А я вас ищу! — обратилась она к Улыбышеву, здороваясь со всеми свободным жестом. — Надеюсь, вы захватите меня? Очень интересно послушать Орле­нова. Но какой характер! — продолжила она, обра­щаясь к Нине и Улыбышеву: — Прыгает, как тигр, прямо в середину загона. А вдруг мы все обидимся и растерзаем вас? — она повернулась к Андрею.

Казалось, что ее красота шла впереди нее, осво­бождая ей дорогу. Орленов впервые подумал о том, что эта вызывающая и в то же время холодная пре­лесть опасна для нее самой. Ну кто рискнет заговорить с ней о любви? Каждому покажется, что он слишком мелок для ее величия. Он усмехнулся своей мысли.

Улыбышев и Марина сели впереди.

Город медленно расступался перед машиной, но сейчас он был для Орленовых интереснее, так как они сами стали местными жителями.

Этот старый русский город являл собой смешение различных эпох. Как геологи судят по разрезу зем­ного пласта о возрасте и происхождении пород, из которых пласт сложен, так историк может по откры­вающейся перед ним панораме города проследить по­следовательность его развития и раскрыть его про­шлое. Ни Орленов, ни Нина не были историками, но и они почувствовали тяжелую поступь веков, оставив­ших свои следы в архитектуре Верхнереченска. Даже Улыбышев, которому, казалось бы, город давно стал привычен, не удержался от сентенции:

— Кто-то сказал, что архитектура — это окаме­невшая музыка! Вы не находите?

— Я бы скорее назвал ее окаменевшей историей,— ответил Орленов. Он до сих пор не мог привыкнуть к манере Улыбышева выражать свое отношение к событиям и явлениям с помощью чужих слов. А раз­дражающая красивость улыбышевских афоризмов не­вольно влекла в ответ такие же манерные фразы.

Город начинался когда-то на горе, которую легко было отстоять от нападения врага. Он начинался с крепости — древнего кремля, стены которого ныне уже обветшали, но все еще казались грозными. Позд­нее, когда набеги прекратились, именитые люди вы­вели свои хоромы из-за стен, но все еще опирались на них, как будто боялись пространства и населявших это пространство простых людей. Еще позже, вероят­но уже в XVII—XVIII веках, от боярских дворцов во все стороны разбежались цеховые слободы: гончаров, кузнецов, кожевников… От них остались названия улиц, а сами слободы давно уже были перестроены. Но в XIX веке город стал превращаться из админи­стративного центра в торгово-промышленный, и купцы, захватившие его, потянулись к реке. Вся на­бережная была застроена лабазами, лавками, фабри­ками, а чуть выше, чтобы хозяйский глаз мог наблю­дать зорче, стояли каменные, похожие на монастыри, подворья купеческих семейств. И над всем этим ста­рым городом, возвышаясь со всех сторон, поднима­лись новые дома. Постепенно смыкаясь, они создавали единый ансамбль современного, социалистического го­рода, возникающего на месте старого, сословного.

Улыбышев показывал Орленовым достопримеча­тельности города. Он провез их мимо театра, в кото­ром они еще не были, показал новый кинотеатр, рес­торан, завод, где собирались выпустить первые экзем­пляры его трактора. Его больше привлекали новые здания, на старину он смотрел равнодушно. Потом, взглянув на часы, погнал машину быстрее — было без четверти шесть.

2

Выставка новой электротехники для сельского хо­зяйства была организована в нескольких залах Дома партийного просвещения.

Конечно, Улыбышев был прав, трактор туда не затащишь, но почти все лаборатории нашли чем по­хвалиться перед зрителями. Были тут и светоловушки для насекомых, и высокочастотные установки для уничтожения сорняков во время пахоты, были и ма­кеты таких громоздких механизмов, как ветроэлектростанция, электрифицированная животноводческая ферма, — все то, что Орленову было уже знакомо.

Возле каждого стенда дежурили сотрудники лабо­раторий, там и тут слышались дотошные расспросы: это приглашенные на выставку председатели колхозов и колхозные электрификаторы — новая профессия в деревне! — допытывались, как устроен тот или другой механизм. Но большинство посетителей здесь не за­держивалось — спешило в зрительный зал, где дол­жен был состояться обзорный доклад. И Орленов вдруг понял, как много ждут от него посетители вы­ставки. Улыбышев, шедший рядом с ним по залу, со значением пожал ему руку, шепнул: «Ни пуха ни пера!» — и легонько подтолкнул к дверям зала. Ему тоже хотелось, чтобы доклад оказался удачным.

Орленов рассмотрел зал только с эстрады.

В первом ряду сидел Далматов. Улыбышев и Нина заняли места во втором ряду. Марина отделилась от них. Ее зеленое платье он отыскал только в середине своего выступления. Она сидела одна на полутемных хорах зала, опершись локтями на барьер и опустив подбородок на скрещенные кисти рук. Потом он ча­сто взглядывал на нее, но она ни разу не переме­нила позы. Это могло быть и от заинтересованности лекцией и от полного безразличия к его словам. И ему захотелось, чтобы доклад ей понравился.