Экзотические птицы - [11]

— А на фига мне с больными разговаривать? — говорил он Маше, и лицо у него при этом презрительно кривилось. — Будущее за диагностикой. Чем совершеннее диагностика, тем легче лечить. А что с того, что эти больные как заведенные по два часа в день способны рассказывать одно и то же? «Здесь колет, здесь режет, здесь цокает, в голове щелкает, в глазах мушки прыгают!» Ничего невозможно понять. То начнут перечислять, чем болели все их родственники на протяжении двух веков, а то наоборот — начнешь спрашивать действительно то, что Надо, а они, как назло, наберут будто полный! рот воды и цедят сквозь зубы либо «да», либо «нет». Только время с ними зря теряешь. Нет, настоящая медицина — медицина инструментальная. У меня здесь компьютерная история болезни, — при этих словах Дорн красивым жестом указал на компьютер, — вот в ней имеются все данные: все биохимические показатели, все электрические показатели, все анализы крови, вот компьютерная томография, вот РЭГ, вот УЗИ, вот иммунограмма, вот опухолевые маркеры — разговоры с больным в этом случае просто излишни. Можно диагноз ставить даже на расстоянии. Этим, кстати, в наиболее продвинутых зарубежных клиниках и занимаются. Платишь бабки — и по Интернету тебя консультирует хоть сам Дебейки.

— Зачем так далеко ходить? — ехидно спросил присутствовавший при этом разговоре Барашков. — Ты лучше скажи, отчего же все-таки болит голова у этой больной в первой палате, на чью историю болезни ты с таким энтузиазмом указываешь?

— Да фиг ее знает, — спокойно ответил на это Дорн. — Но только известно наверняка: исследовав все, что можно, кстати, получив за это, само собой, хорошие бабки, могу сказать точно — у этой больной нет ни опухоли головного мозга, ни посттравматической гематомы, ни гипертонического криза, ни тромбоза сосудов, ни инсульта. И это самое главное. За это ей стоило платить. Остается мигрень, но на мигрень, кстати, ее боли тоже не похожи.

— Здорово, конечно, что ты у нее ничего не нашел — с Л иронией сказал доктор Барашков, демонстративно выпуская ; сигаретный дым в потолок. — Но все-таки, заметь, имеет а. также немаловажное значение, что она у тебя от боли бьется башкой о стенку уже третьи сутки. И как только действие обезболивающих средств прекращается, начинает биться снова и снова.

— Да, может, она симулянтка, — сказал доктор Дорн, легко прокручиваясь на своем удобном кожаном офисном стуле и поигрывая одной ногой, закинутой на другую, чуть не на уровне письменного стола.

— Не думаю, — ухмыльнулся Барашков. — Чего ей симулировать? Ей же в армию не идти. Кроме того, ты вот больных не любишь смотреть, а я как-то зашел в палату и увидел: лежит она бледная, пульс замедлен, на лбу пот, зрачки узкие. Не похоже на симуляцию.

— Ну и что вы можете в этой ситуации предложить? — со скрытой яростью спросил его Дорн.

— Ничего не могу, — пожал плечами Барашков. — Твоя больная, ты и лечи. Не можешь вылечить, отправь куда-нибудь, к невропатологу, например. У нас в отделении, как ты знаешь, оплата производится не в общий котел, а в зависимости от коэффициента трудового участия. Говоря по-русски, кто как лечит, тот так и получает! И браться за твою больную у меня никакого резона нет. Между прочим, твоя была инициатива так построить систему оплаты.

— А потому что ваш «совок» до смерти надоел! И ваша уравниловка! — Дорн вышел из кабинета, хлопнув дверью.

— А ты будто не из этого «совка» вылупился, — презрительно усмехнулся Аркадий, взял со стула свою видавшую виды спортивную сумку и тоже поехал по своим делам. Больной из первой палаты, страдающей сильной головной болью, опять ввели очередную порцию обезболивающего средства, а Дорна пригласила к себе в кабинет Марья Филипповна на чашку чая с пирожными. Пирожные и тортики были ее маленькой слабостью.

— Ты бы потише вел себя с Барашковым, — сказала она. — Он, между прочим, несмотря на все его недостатки, голова!

— Да он достал уже! — сказал в сердцах Дорн. — Кто он такой, чтобы критиковать всех и всё? Лезет вечно с дурацкими предложениями. На хрена мне нужен невропатолог, если я эту больную уже обследовал и ничего у нее не нашел? Невропатолог не умнее меня, все равно пропишет те же самые исследования. — Дорн помолчал. Потом начал снова: — Что этот Барашков воображает? Когда вы сидели тут все вместе в старом отделении и гадали на кофейной гуще, как ты мне рассказывала, есть у больного внутреннее кровотечение или нет, что, тогда у вас все было о'кей? Или ему покоя не дает моя зарплата? Да, действительно, за счет проведенных исследований я получаю больше, чем он. Ну, пусть он тоже пошевелится, пойдет заплатит хорошие бабки, так как обучение сейчас везде не бесплатно, освоит какой-нибудь еще более новый, современный метод и тоже будет зеленые грести!

— Дело не в зеленых, — сказала Марья Филипповна и со вздохом положила обратно в коробку третье пирожное. — Барашков, кроме как у нас, работает еще в трех местах. Если ему надоест и он уйдет, нам проконсультировать больного будет не у кого. Его опыт очень многое значит.

— Если больной заплатит, — запальчиво сказал Дорн, — ему можно любую консультацию организовать, а не твоего Барашкова. Любого профессора, любого академика. Дело только в оплате.