Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая - [5]

Признаться, генерал, я мало знаком с нынешней манерой письма, но, сообразно прежней, остаюсь Вашим покорным слугой,

ДЮРОЗЕЛЬ БОМАНУАР».

— Итак, генерал, что вы на это скажете?

— Я скажу, — чуть дрогнувшим голосом ответил первый консул, — что подобные дела, когда слышишь о них, глубоко волнуют меня. Этот долг священ, Бурьенн; напишите генералу Дюрозелю ответ, и я поставлю на письме свою подпись. Отправьте ему десять тысяч франков для начала, ибо я намерен сделать гораздо больше для человека, оказавшего услугу моему отцу: я позабочусь о нем… Но по поводу долгов, Бурьенн, мне надо поговорить с вами о серьезных делах.

И, нахмурив лицо, Бонапарт сел.

Бурьенн остался стоять перед ним.

— Мне надо поговорить с вами о долгах Жозефины. Бурьенн вздрогнул.

— Вот как, — сказал он. — И кто же уведомил вас о них?

— Глас народа.

Бурьенн наклонил голову с видом человека, который не понял сказанного, но не осмеливается задавать вопросы.

— Вообрази, Бурьенн, — нередко, забывшись, Бонапарт говорил старому товарищу «ты», — я отправился на прогулку с Дюроком, чтобы самому послушать, о чем говорят в народе.

— И вам сказали много дурного о первом консуле?

— Да меня чуть не пришибли за то, что я дурно высказывался о нем, — со смехом ответил Бонапарт, — и, не пусти Дюрок в ход дубину, я думаю, нас бы задержали и препроводили на караульный пост в Водонапорной башне.

— Однако все это не объясняет мне, каким образом среди восхвалений в адрес первого консула возник вопрос о долгах госпожи Бонапарт.

— Наряду с восхвалениями в адрес первого консула слышались и крайне неприятные толки о его жене. Люди говорили, что госпожа Бонапарт разоряет мужа своими туалетами, что она повсюду наделала долгов, что самое незатейливое из ее платьев стоит сотню луидоров, а самая скромная из ее шляпок — сто франков. Как ты понимаешь, Бурьенн, я всему этому не верю, но не бывает дыма без огня. В прошлом году я оплатил долгов на триста тысяч франков. Долги эти, как объясняют, накопились из-за того, что я не присылал денег из Египта. Допустим. Но теперь же все обстоит иначе. Я даю Жозефине шесть тысяч франков в месяц на ее туалеты. Я полагаю, что этого ей достаточно. Именно из-за подобных сплетен лишилась популярности несчастная Мария Антуанетта. Бурьенн, тебе следует узнать у Жозефины, как обстоят дела с долгами, и разобраться с ними.

— Вы не поверите, — ответил Бурьенн, — как я счастлив, что вы сами коснулись этого вопроса. Как раз сегодня утром, когда, теряя терпение, вы ждали меня, госпожа Бонапарт просила меня поговорить с вами о неприятном положении, в котором она оказалась.

— Неприятное положение?! Бурьенн, что вы под этим подразумеваете? — спросил Бонапарт у своего секретаря, перестав обращаться к нему на «ты».

— Я полагаю, что ей сильно докучают.

— Кто?

— Кредиторы.

— Кредиторы? Я считал, что избавил ее от кредиторов.

— Да, но это было год назад.

— И что же?

— За год положение полностью изменилось. Год назад она была женой генерала Бонапарта, сегодня она жена первого консула.

— Бурьенн, этому нужно положить конец! Я не желаю больше слышать подобные толки.

— Я того же мнения, генерал.

— Необходимо, что именно вы взяли на себя заботу расплатиться со всеми.

— Согласен. Дайте мне необходимую сумму, и, ручаюсь, все будет быстро улажено.

— Сколько вам нужно?

— Сколько мне нужно?.. Ну… Видите ли…

— Ну же!

— Видите ли, именно это госпожа Бонапарт не решается вам сказать.

— Как?! Она не решается мне сказать? А ты?

— Я тоже, генерал.

— Ты тоже? Должно быть, это какая-то прорва денег! Бурьенн тяжело вздохнул.

— Хорошо, — продолжал Бонапарт, — сообразуясь с долгами прошлого года, я дам тебе триста тысяч франков…

Бурьенн молчал; Бонапарт с беспокойством посмотрел на него.

— Говори же, болван!

— Что ж, генерал, если вы дадите мне триста тысяч франков, это покроет только половину долгов.

— Половину?! — воскликнул Бонапарт, вставая. — Шестьсот тысяч франков!.. Стало быть, она должна… шестьсот тысяч франков?..

Бурьенн утвердительно кивнул.

— И она призналась вам в этой сумме?

— Да, генерал.

— Из каких же средств, по ее мнению, я должен взять эти шестьсот тысяч франков? Из пятисот тысяч франков, которые я получаю как консул?

— О, она предполагает, что в запасе у вас есть немного тысячефранковых банкнот.

— Шестьсот тысяч франков!.. — повторил Бонапарт. — А я, в то самое время, когда моя жена тратит шестьсот тысяч франков на свои туалеты, назначаю пенсию в сто франков вдовам и детям храбрых солдат, погибших у Пирамид и Маренго! И даже этих денег я не могу дать всем нуждающимся! Они вынуждены целый год жить на эти сто франков, а госпожа Бонапарт носит платья за сто луидоров и шляпки за двадцать пять. Вы, верно, плохо расслышали, Бурьенн, не может быть долгов на шестьсот тысяч франков.

— Я все прекрасно расслышал, генерал. Госпожа Бонапарт осознала, в каком положении она находится, лишь вчера, увидев счет на сорок тысяч франков за перчатки.

— Что вы сказали?!.. — воскликнул Бонапарт.

— Я сказал: сорок тысяч франков за перчатки, генерал. Что поделать? Именно так обстоят дела. Вчера вечером госпожа Бонапарт вместе с госпожой Юло занималась подсчетами. Всю ночь она проплакала, и сегодня утром я застал ее в слезах.