Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая - [21]

Назначьте день встречи под гарантии Вашего честного слова, и я без страха явлюсь к Вам один или со своими сопровождающими. Я буду вести переговоры от своего имени и от имени моих бойцов и выкажу себя несговорчивым лишь в том, что касается их интересов.

ЖОРЖ КАДУДАЛЬ».

Бонапарт написал ниже подписи Кадудаля:

«Немедленно договориться о встрече, согласиться на все условия, лишь бы Жорж и его бойцы сложили оружие.

Потребуйте, чтобы он явился ко мне в Париж, и выдайте ему для этого охранную грамоту. Я хочу увидеть этого человека вблизи и вынести о нем собственное суждение».

Весь этот ответ Бонапарта написан его собственной рукой, включая адрес:

«Генералу Брюну, главнокомандующему Западной армией».

Генерал Брюн стоял лагерем на той самой дороге из Ванна в Мюзийак, где произошла битва Ста, в которой потерпел поражение генерал Харти и которая произошла на глазах у Ролана.

Жорж явился к нему, сопровождаемый лишь двумя своими адъютантами, которые ради этой важной встречи отбросили военные прозвища и вернулись к своим подлинным именам — Соль де Гризоль и Пьер Гиймо.

Брюн протянул руку Кадудалю и сопроводил гостей к внутреннему склону рва, где они вчетвером и сели.

В тот момент, когда переговоры должны были начаться, явился Золотая Ветвь с письмом такой огромной важности, как ему было сказано, что он счел своим долгом доставить его генералу, где бы тот ни находился. Синие пропустили его к предводителю шуанов, который с разрешения Брюна взял письмо и прочитал его.

Пока он читал, ни один мускул на его лице не дрогнул; затем он сложил письмо, бросил в шляпу и повернулся к Брюну.

— Слушаю вас, генерал, — сказал он.

Через десять минут все было договорено. Шуаны, как командиры, так и рядовые бойцы, разойдутся по домам, и ни в настоящем, ни в будущем их не станут подвергать преследованиям, при условии клятвы со стороны их предводителя, что без его приказа они не возьмутся за оружие снова.

В отношении самого себя он просил разрешения продать несколько земельных наделов, мельницу и дом, которые ему принадлежали, и, не притязая ни на какого рода возмещение убытков, обязался уехать в Англию и жить там на деньги, вырученные от продажи своего имущества.

Что же касается встречи с первым консулом, то Кадудаль заявил, что воспринимает это приглашение как большую честь для себя и готов отправиться в Париж, как только условится с ваннским нотариусом о продаже своего имущества и договорится с Брюном о выдаче охранной грамоты.

В отношении двух своих адъютантов, которым он испросил разрешение отправиться вместе с ним в Париж и присутствовать на его встрече с Бонапартом, Кадудаль требовал лишь того же, чего добивался для других: забвения прошлого, безопасности в будущем.

Брюн приказал принести перо и чернила.

Договор был написан на листе бумаги, положенном на барабан. Кадудалю дали ознакомиться с договором, он поставил на нем свою подпись и велел подписать его своим адъютантам.

Брюн подписал договор последним, пообещав, под свое личное ручательство, что он будет неукоснительно исполнен.

Пока с договора снимали копию, Кадудаль вынул из шляпы полученное им письмо и подал его Брюну.

— Прочтите, генерал, — сказал он, — и вы увидите, что не нужда в деньгах заставила меня заключить с вами мир.

И действительно, в письме, пришедшем из Англии, сообщалось, что денежная сумма в размере трехсот тысяч франков передана на хранение одному из нантских банкиров, который при этом получил приказ предоставить их в распоряжение Жоржа Кадудаля.

Взяв перо, Кадудаль написал на обороте письма:

«Сударь!

Верните эти деньги в Лондон; я только что подписал мир с генералом Брюном и, следственно, не могу принять денежные средства, предназначенные для ведения войны.

ЖОРЖ КАДУДАЛЬ».

Через три дня после подписания мирного договора Бонапарт получил его копию, на полях которой Брюн изложил те подробности, с какими мы только что познакомили читателя.

Две недели спустя Жорж продал свое имущество, выручив в итоге шестьдесят тысяч франков. 13 февраля он известил Брюна о своем отъезде в Париж, и 15-го числа в официальной части «Вестника» было напечатано следующее сообщение:

«Жорж Кадудаль отправляется в Париж для встречи с правительством. Это человек тридцати шести лет; сын мельника, питающий страсть к войне и получивший хорошее образование, он заявил генералу Брюну, что вся его семья погибла на гильотине и что он хочет встать на сторону правительства, желая при этом, чтобы были преданы забвению его связи с Англией, к помощи которой он прибегнул лишь для того, чтобы бороться с режимом 93-го года и с анархией, уже готовившейся поглотить Францию».

Бонапарт имел полное основание сказать Бурьенну, когда тот читал ему французские газеты: «Не стоит, Бурьенн; они пишут лишь то, что я позволяю им писать».

Заметка эта, как нетрудно видеть, не только вышла из его кабинета, но и была составлена с присущим ему мастерством. Она являла собой смесь прозорливости и ненависти. Спешно готовя реабилитацию Кадудаля, первый консул в своей прозорливости заранее приписывал ему желание служить правительству, а в своей ненависти заставлял его обличать 93-й год.