Экспресс Токио-Монтана - [23]
Я не ошибся, и мы поехали обратно в Сосновый Ручей.
Дорога, точно ледяной меч, решительно рассекала страну, облаченную в зиму, словно в доспехи-альбиносы.
Дорога свернула, и мы увидали шесть огромных ворон, черных, как сны слепого человека. Посередине дороги вороны ели колесо грузовика. Мы подъехали ближе, но они не сдвинулись с места. В них не было ни страха, ни желания нас пропустить. Вороны все так же ели колесо. Мы их объехали.
— Ну у вас тут и зима, — сказал друг, Лос-Анджелеса больше нет, он теперь — город-призрак его мыслей. — Вороны голодные.
Что-то варится
Я думаю об этом уже много лет. Будто на дальней конфорке моего сознания варится суп. Я перемешивал его тысячу раз… часто из-за собственных нервов, а годы идут, я старею, старею, я уже не совсем тот, кем был раньше.
…конечно, это женщина… кто еще может так долго… вариться медленно затихая пока в конце концов не возникают слова: я не знаю ни ее имени, ни внешности, разве что — блондинка, невысокая, хорошенькая. Кажется, у нее голубые глаза, но я никогда не узнаю точно.
Хорошо помню, что она здраво смотрела на вещи, сияла бодростью, но из всего нашего разговора вспоминается лишь одно.
Я был очень пьян. Виски, как тропический ливень, мутил мне разум. В голове скакали мокрые обезьяны.
Но чем-то я ее заинтересовал, хотя нес тогда явную бессмыслицу. Помню, она смотрела на меня. Ей было забавно. Мы проговорили несколько секунд — или часов? В каком-то баре. Полно народу. Что-то на них мерцает — наверное, одежда. Она еще меня слушала.
Из всего, что я ей говорил, помню только тело.
Я хотел его.
— Да! — объявила она с огромным энтузиазмом. — Но приходи потом, когда протрезвеешь.
Из ее слов я только это и помнил — на следующее утро много лет назад, проснувшись один, в кровати, с классическим похмельем, похожим на время кормежки в гроте муравьеда, а я в нем — еда. Я был в одежде, точнее сказать — одежда была на мне… о господи! Я абсолютно не помнил, где был и как попал домой.
Так и лежал: страдал и думал о ней.
Я взял ее слова, будто свежие продукты, осторожно покрошил в огромную мысленную кастрюлю, добавил все, что о ней знал и о чем только что рассказывал, затем поставил на медленный огонь: супу в этой кастрюле предстояло вариться не один год.
— Да! — объявила она с огромным энтузиазмом. — Но приходи потом, когда протрезвеешь.
Одно плохо: я не знал, где это — потом.
Предприимчивость в королевстве холода
Давным-давно на белом свете жил да был карликовый рыцарь, которому на всю его жизнь было отпущено пятьдесят слов, да таких быстротечных, что их хватило лишь на то, чтобы облачиться в кольчугу и латы, вскочить на вороного скакуна, умчаться в светлый-пресветлый лес, да там и пропасть на веки вечные.
Красивые в Осаке апельсины
Осака — высокоразвитый промышленный район на юге Японии
с населением 8 333 845 человек. Он не славится своими апельсинами.
А не съесть ли мне сегодня вечером прекрасных апельсинов из Осаки. Таких сладких, таких вкусных, таких апельсиновых. Я почти вижу, как они растут в тысячах садов вокруг Осаки, апельсиновой столицы Востока.
Я почти вижу, как апельсины завладели городами. Люди едят апельсины, говорят про апельсины, апельсины у всех на языке. Апельсины, опять апельсины, младенцы в Осаке пахнут апельсиновым цветом. А я, между прочим, единственный человек, кто хоть раз об этом задумался.
Утонувший японский мальчик
Кто-то должен снять с него кеды. Запоздалая мысль: никто не хочет этого делать, но ведь дико же — кеды ему больше не нужны.
Никто не хочет их снимать.
Они мокрые и совсем холодные, в них какая-то странная белизна, абсолютно безмолвная.
Он лежит в этих кедах на берегу реки, а в пяти дюймах от него вода — последнее, что он почувствовал перед тем, как она залила его смертью.
Токио, 14 июля 1978 г.
Большой золотой телескоп
В ней тридцать пять лишних фунтов, и она совсем за собой не следит. Длинные черные волосы путаются и восстают против гребней и расчесок. К ее гардеробу лучше всего подойдут слова «мешковатый» и «неряшливый».
Ей бы только говорить, больше ничего не надо.
В халупу набилось много народу: двенадцать или четырнадцать человек. Повод — буйная вечеринка, ужин у предгорий в Нью-Мексико, на окраине городка.
Ужин очень вкусный.
Мы едим его прямо на полу.
Все выглядят хиппово,
Я приехал сюда в кузове грузовика, и пока ехал, пошел весенний снег. Что-то сыпало, но не очень сильно, и совсем скоро я был у дома, любовался прекрасным закатом, играл с котом и двумя котятами, а еще изумлялся, какое оно большое — это Нью-Мексико.
Всем клево, все одеты во что попало, добродушны — кроме этой девушки. Она встревает в любую беседу, и хоть темы не особенно важны, потихоньку это начинает действовать на нервы.
Мы терпеливо ее слушаем. Она медленно и застенчиво о чем-то бормочет. Словно в доме трудный ребенок.
Вот что она говорит:
1. Нужно всем носить одежду из особых водорослей, они растут у берегов Калифорнии. У нее в «фольксвагене» целый блокнот с моделями из водорослевой одежды. Она принесет, только сперва доест. В фургоне спят трое ее детей. Вообще-то она не ест мясо, только сегодня. Они очень устали.
«Ловля Форели в Америке» — роман, принесший Бротигану популярность. Сатира, пастораль и сюрреалистическая образность легко и естественно сочетаются в нем, создавая неповторимую картину Америки. В нем нет четкого сюжета, как это свойственно Бротигану, зато полно колоритных сценок, виртуозной работы со словом, смешных зарисовок, фирменного абсурдного взгляда на жизнь, логики «верх ногами», трогательной специфической наивности и образов, создающих уникальную американскую панораму. Это некий калейдоскоп, который предлагается потрясти и рассмотреть. Книга проглатывается легко, на одном дыхании — и на отдыхе, и в деловой поездке, и в транспорте, и перед сном.
Уморительная, грустная, сумасшедшая книга о приключениях частного детектива, который однажды ночью оказывается на кладбище Сан-Франциско в окружении четырех негров, до зубов вооруженных бритвами; чья постоянно бранящаяся мамаша обвиняет его в том, что четырех лет от роду он укокошил собственного отца каучуковым мячиком; и в чьем холодильнике в качестве суперприза расположился труп.На норвежский язык «Грезы о Вавилоне» переводил Эрленд Лу.
Сборник рассказов Ричарда Бротигана — едва ли не последний из современных американских классиков, оставшийся до сих пор неизвестным российскому читателю. Его творчество отличает мягкий юмор, вывернутая наизнанку логика, поэтически филигранная работа со словом…
«Ловля Форели в Америке» — роман, принесший Бротигану популярность. Сатира, пастораль и сюрреалистическая образность легко и естественно сочетаются в нем, создавая неповторимую картину Америки.
Впервые на русском языке роман одного из главных героев контркультуры 1960-1970-х годов. Первая книга издательского проекта "Скрытое золото XX века", цель которого - заполнить хотя бы некоторые из важных белых пятен, зияющих на русской карте мировой литературы. Книжный проект "Скрытое золото" начинается с никогда прежде не издававшейся на русском языке книги Ричарда Бротигана "Уиллард и его кегельбанные призы" в переводе Александра Гузмана. Бротиган не похож ни на кого, как и его книги, недаром их называют "романы-бротиганы".
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.
Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.
Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Один из самых знаменитых откровенных романов фривольного XVIII века «Жюстина, или Несчастья добродетели» был опубликован в 1797 г. без указания имени автора — маркиза де Сада, человека, провозгласившего культ наслаждения в преддверии грозных социальных бурь.«Скандальная книга, ибо к ней не очень-то и возможно приблизиться, и никто не в состоянии предать ее гласности. Но и книга, которая к тому же показывает, что нет скандала без уважения и что там, где скандал чрезвычаен, уважение предельно. Кто более уважаем, чем де Сад? Еще и сегодня кто только свято не верит, что достаточно ему подержать в руках проклятое творение это, чтобы сбылось исполненное гордыни высказывание Руссо: „Обречена будет каждая девушка, которая прочтет одну-единственную страницу из этой книги“.
Роман «Шпиль» Уильяма Голдинга является, по мнению многих критиков, кульминацией его творчества как с точки зрения идейного содержания, так и художественного творчества. В этом романе, действие которого происходит в английском городе XIV века, реальность и миф переплетаются еще сильнее, чем в «Повелителе мух». В «Шпиле» Голдинг, лауреат Нобелевской премии, еще при жизни признанный классикой английской литературы, вновь обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла.
Самый верный путь к творческому бессмертию — это писать с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат престижнейших премий. В 1980 г. публикация романа «И дольше века длится день…» (тогда он вышел под названием «Буранный полустанок») произвела фурор среди читающей публики, а за Чингизом Айтматовым окончательно закрепилось звание «властителя дум». Автор знаменитых произведений, переведенных на десятки мировых языков повестей-притч «Белый пароход», «Прощай, Гульсары!», «Пегий пес, бегущий краем моря», он создал тогда новое произведение, которое сегодня, спустя десятилетия, звучит трагически актуально и которое стало мостом к следующим притчам Ч.
В тихом городке живет славная провинциальная барышня, дочь священника, не очень юная, но необычайно заботливая и преданная дочь, честная, скромная и смешная. И вот однажды... Искушенный читатель догадывается – идиллия будет разрушена. Конечно. Это же Оруэлл.