Экскурсия - [14]

И тут меня осенило. Ничего особенного не делать, а вести себя, как вел. Потому что здесь не Лориэн и не Третья эпоха. И если я встану в почтительную позу, то будет один вред. К тому же я не эльф, и мне он не король. А если вспомнить, как ведет себя Оле в присутствии своего непосредственного (в обоих смыслах) начальства, то я еще далек от совершенства.

— Давайте-ка я вас причешу, а потом померим, — сказал я тоном хама из сферы услуг.

Келеборн послушно положил корону на стол и уселся на пол. Понимает, однако, подумал я, внося из ванной пакет с расческой. В кресле он и сидя на полторы головы выше меня.

Расчесывание заняло много времени. Эльф терпел мои рывки и брань, и только когда я выдрал солидный клок, осторожно заметил:

— Может, я зря отпустил за Море придворного цирюльника…

Но всему приходит конец, и вот мы стоим перед зеркалом в ванной: какой извращенец сделал тут зеркальную стену и зачем? Я поправил свой дико-розовый олеандр и выжидательно посмотрел в зеркало на Келеборна. Тот поднял корону и надвинул на голову.

И тут раздалась такая музыка, такой мощный сводный хор зазвучал у меня в черепе, что я чуть не спрятался под ванну. Древняя, торжественная, видимо, коронационная песня заполнила будто весь мир. Я разбирал только некоторые строки:

…Да будет мужественным твой путь,

Да будет он прям и прост.

Да будет всегда над тобой гореть

Звездная мишура,

Да будет надежда ладони греть

У твоего костра…[8]

Эльф больше не походил на старика, и я с изумлением вспомнил, что, кроме седых волос, никаких признаков старости на нем не было — только общее впечатление. Ни морщин, ни сутулости, ни вен и жил на руках… А теперь в зеркале стоял эльфийский король в белой мантии, сверкающем венце, с драгоценным мечом больше моего роста, и глаза его светились расплавленным серебром так, что больно было глядеть.

— Ох, — искренне сказал я и отступил, чуть не свалившись в ванну.

Келеборн отвернулся от зеркала. Никакой мантии и меча не было, но впечатление осталось то же: он был молод и весел, в силе и власти. Да этак весь гостиничный комплекс разбежится, подумал я. Нельзя его в таком виде выпускать.

Эльф внимательно глядел на меня, потом вздохнул и снял корону. И сразу стал почти таким, как я его знал. Только волосы лежали у него по плечам, как на картинке из книги, и глаза блестели больше обычного.

Я хотел что-то сказать — и не смог.

— Жалко расставаться со сказкой, Рэнди? Но это только присказка, а что будет дальше, неизвестно, — спокойно произнес эльф.

По-моему, все это было грустным эпилогом, но я не стал спорить. Если он настроен на оптимистический лад, тем лучше. Однако я демонстративно заглянул в аптечку, вытащил баллон ацелас и сунул ему в ягдташ. В своем номере я уже проделал аналогичные дела.

— Ужинать! — решительно, как эльфийский полководец, возгласил я. И мы отчалили искать ресторан.

Заведение сие находилось (и нашлось) в цокольном этаже. У дверей стоял бравый швейцар чистых мордорских кровей, с руками до колен и шириной аккурат в дверной проем. На лацкане куртки с позументом красовался все тот же значок. Эльфа отчетливо передернуло. Мы двинулись к дверям, но швейцар и не думал пропускать нас.

— Без смокингов не пущаем, — хрипло и категорично заявил он.

Тут я вдруг сообразил, что Келеборн остался в своем сером прикиде и сандалиях, но я почему-то об этом не подумал заранее. Впрочем, своего смокинга или фрака у него, конечно, не было, а брать напрокат в гостинице — бр-р! — даже если тут есть такая служба. Я попытался представить себе Келеборна во фраке, но у меня все время получалось, что фрак сшит на орка, и в итоге я захрюкал в рукав. Но сколько можно стоять перед дверьми? Я начал уламывать швейцара, сначала соврав, что со мной иностранец, потом обещал пожаловаться в дирекцию, потом в Королевский совет… Урука не брало ничего. Тогда я помахал в качестве последнего средства зеленой купюрой. Швейцар сморщил нос и зевнул, показав желтые кривые клыки. Келеборну надоела эта пантомима, и он спросил меня, в чем, собственно, проблема. Я честно ответил. Эльф очень высоко задрал брови, презрительно оглядел швейцара и сказал:

— Эту одежду сшили мне, когда Валакирка еще не была серпом. До сих пор она служила мне верой и правдой, так неужели ради презренной пищи я ее предам?

После чего развернулся и пошел прочь. Я стоял и думал, что бы такое сказать уруку пообиднее, когда увидел, что тот отошел в сторону и гостеприимно указывает мне вход в ресторан. Я злобно глянул на него снизу вверх.

— Вы что — не видите, что я босиком?!

И, кинувшись догонять Келеборна, заметил краем глаза, как швейцар крутит нам вслед пальцем у виска.

Келеборн несколько удивился, когда я выскочил из-за очередного поворота и врезался в него.

— Рэнди! Но вы-то одеты как надо, что же ужинать не пошли?

Я слегка зарычал, а потом поднял ногу и повертел ступней.

— У меня тоже уважительная причина, — сказал я. — А голодными не останемся… Иначе я этому сброду прикрою лицензию по блату.

Эльф воспринял последнюю фразу, как просто ругань, и стал меня успокаивать, предлагая не принимать близко к сердцу и всякое такое. Я сказал, что мне плевать на сердце — оно меня никогда не беспокоило, но оскорбление нанесено моему желудку, а хоббиты не прощают таких обид. Водворившись в свой номер, я позвонил и заказал ужин на двоих. Кроме того, я велел принести большую корзину фруктов, фунт меда в сотах, шоколаду разных сортов — сливочного, орехового и пористого, коробку лучших бисквитов, банку черной икры — осетры в Андуине еще не перевелись, — и шампанское на льду. Счет я приказал подать в письменном виде. (Впоследствии я оплатил его из кармана урука, предъявив через Оле претензии директору отеля. Тот справедливо решил, что это дешевле, чем судиться со мной или, того хуже, потерять лицензию. Самое смешное, что требования швейцара нарушали принятый с полгода назад закон о правах человека, и все наши действия основывались на расширенном толковании понятия «человек»).