Экран и Владимир Высоцкий - [28]

Высоцкий едва касался этой специфики, — то ли она ему нелегко давалась, то ли он считал своего Бродского-Воронова на самом деле лицом слишком трагическим, и ему не хотелось облегчать комикованием образ этого революционера, погибшего в 1919 году. Акцент опасен своим креном в смешное, уводом от главного. Но, тем не менее, пусть совсем немного, но акцент был намечен: из общей стилистики фильма этот герой Высоцкого не должен был выделяться, и актер его не выделял.

Драка в клубе, яростная драка, в которой Высоцкий (без дублера!) ломал стулья о спины «противников» и принимал их удары на себя, не уступала подобным сценам в американских боевиках. Это было вне буффонады (хоть и отлично в нее вписывалось), это было серьезно, драматично, как в любой психологической драме. Драматизм нагнетался и теми огромными усилиями, которые употреблял Бродский для спасения в драке, — с помощью этой драки, — совсем молоденькой девушки, почти подростка, от первой до последней части фильма пробивающейся к легендарному герою подполья Бродскому-Воронову. К концу драки становится ясно — это кульминация фильма, — Бродский пожертвовал собой ради почти незнакомой девчонки, которую все время гнал от себя, от опасностей.

Финал — последняя сцена в тюрьме. Бродский арестован, он ждет расстрела. В прежних эпизодах в глазах актера можно было увидеть и тревогу ожидания (высадка в порту интервентов), и напряженность (во время агитации среди французских солдат) и прямую насмешку (над мадам Ксидиас, лихо атакующей этого «красавца»), молниеносно сменяемую серьезностью, когда насмешка грозила стать заметной для мадам, столь опасной особы. В тюрьме же он не играет ни во что и ни с кем, и в его глазах — глубокая грусть, обреченность и достоинство человека, сохранившего свою честь, порядочность. Он поет. Из слов песни, повествующей о конкретных событиях и обобщающей многое, ясно, что ему предлагались различные блага, что его хотели купить, переманить на свою сторону. Песня — о деревянном костюме, то есть о гробе, из деревянных досок сделанном, о смерти, которую выбирает человек, не желающий запятнать себя трусостью и предательством. И эта песня воспринимается как естественный ход событий, а не концертный номер.

К нему в камеру вталкивают избитую молодую женщину, ту, которую мы часто видели в кадре, — с ее помощью Бродский обычно выполнял все рискованные операции, она была исполнителем, правой его рукой. Ее задержали на улице, и вот они снова вместе. «Это ты», — говорит герой Высоцкого, и его голос и взгляд полны нежности. Любит ли он ее, любил ли? Или просто жалеет о ее жизни, которая вот-вот должна оборваться?

…Фильм был показан зрителю лишь через двадцать лет. Это прекрасная картина, которая не только ни в чем не устарела, но приобрела какую-то новую, неожиданную современность звучания. И смотрится она сегодня как только что созданное, свежее кинопроизведение, трагикомическое, трагифарсовое.

Владимир Высоцкий привнес в нее изрядную долю психологической драмы, но эта была именно та доля, которая сбалансировала все произведение, органично войдя в общую стилистику фильма, и придала ему ту естественность и двуединство, которыми так полна сама жизнь.

Фильм был трудным в работе, результат с художественно-творческой точки зрения — выдающийся. Запрещение демонстрации «Интервенции» нанесло травму всем членам этой киногруппы, от постановщика до осветителя, вложивших много сил и надежд в это свое произведение и любивших его, как трудно взращенное, трудно осуществившееся, но потому и вдвойне драгоценное дитя. Но особенно переживал Высоцкий. Она написал нестандартное, человеческое объяснение в «судьбоносные» киноорганизации, в другие идеологические учреждения. Ничего не помогло. Но — кто-то видел картину на худсовете, кто-то присутствовал при показе материала после монтажа, кто-то был на закрытом просмотре для «избранных», — и флер ее талантливости, оригинальности овеял тогда же, в те времена, и Геннадия Полоку и Владимира Высоцкого. Помог ли этот флер Полоке и Высоцкому в их дальнейшей кинематографической судьбе? Нет. В конце шестидесятых фильм только осложнил положение обоих. И нужно было снова карабкаться по этим крутым ступеням…

Снова Одесса

В 1969 году Одесса снова стала счастливым совпадением и места действия фильма, в котором снимался Высоцкий, и места съемок. В общем, так и должно быть, но не всегда это совпадает.

Высоцкий любил этот город. И памятник Пушкину, и знаменитую лестницу, снятую Эйзенштейном, и дюка Ришелье, и не только акацию, такую душистую, но и чахлый палисадник возле Одесской киностудии. Когда Высоцкий вдыхал запах Одессы, он безусловно имел основания выражать свои ощущения теми же словами, что и герой фильма, в котором он приехал сюда сниматься: «Меня в изумление приводит один исторический факт, что вот по этой самой мостовой ходил Пушкин!…».

Фильм по сценарию М. Мелкумова поставил Г. Юнгвальд-Хилькевич, большой и многолетний друг Высоцкого. С актерами режиссеру повезло: это были, — Николай Гринько, Ефим Копелян, Лионелла Пырьева, Иван Переверзев, Георгий Юматов, Бронислав Брондуков, — все имена очень популярные. Владимир Высоцкий был приглашен на главную роль.