Экран и Владимир Высоцкий - [29]

О чем фильм? Он назван «Опасные гастроли», но это не цирк со львами и тиграми, — гастроли были опасными для главного героя Жоржа Бенгальского-Николая Коваленко по другой причине. Он вел двойной образ жизни: во-первых, актера одесского варьете, во-вторых, гастролируя с варьете, он перевозил из города в город вывезенную из-за рубежа нелегальную марксистскую литературу.

…Хорошенькая Софи (Лионелла Пырьева), — она тоже артистка варьете, как и Бенгальский, — часто бывает в трудных ситуациях. Ей объясняются в любви и генерал-губернатор Одессы и начальник одесской жандармерии. Как реагирует на это Бенгальский? Он ведь как будто влюблен в Софи, с которой связывает его тот же двойной образ жизни — варьете и революция? Почему же не ревнует, почему радуется ее дамским победам? То ли убежден в ее верности, привязанности, то ли революцию ставит превыше всего?

В одесском варьете герой Высоцкого поет с эстрады. Садится на стул, который поставлен для него на сцене и начинает петь под собственный аккомпанемент гитары. Поет своим баритоном, но лирически, без нажима и энергии Высоцкого, почти без хрипоты: так пели во втором десятилетии XX века. И, хоть по фильму Бенгальский и считается известным певцом, но поет он довольно тривиально, — явная недоработка режиссуры. Высоцкий мог бы спеть гораздо выразительнее, и зрителю были бы понятны истоки известности Бенгальского.

Стихи для песен Высоцкий в этом фильме сочинял сам, музыку к ним писал композитор А. Билош. Проникновение поэта в сердце, в самую суть того, о чем — или о ком — он пишет — поразительно. В этих песнях вызывает восхищение, — кроме талантливости текста, — и тот одесский образ мышления и способ его выражения, которыми мгновенно (как и всеми другими своими поэтическими темами) овладел Высоцкий. Приведем выразительный пример, небольшой отрывок из песни:

Дамы! Господа!

Других не вижу здесь!

Блеск, изыск и общество — прелестны.

Сотвори Господь хоть пятьдесят Одесс,

Все равно в Одессе будет тесно.

Говорят, что здесь бывала

Королева из Непала

И какой-то крупный лорд из Эдинбурга.

И отсюда много ближе До Берлина и Парижа

Чем из даже самого Санкт-Петербурга…

Впервые очень явственно (хоть не в полную силу это прослеживалось и в 1968 году, когда снимали «Интервенцию») Владимир Высоцкий старается говорить с одесским произношением. Особенно в сцене, когда его герой вместе с Максимом (Г. Юматов) въезжает на бендюжный двор, в минуты большой опасности. Нужно грузить литературу, а их догоняет полиция, — провал почти неизбежен. И герой Высоцкого кричит: «Господа бендюжники, за что вы меня режете? У меня товар… Кто хочет заработать?. Плачу втрое…».

Увы, Одессой, хоть фразы по построению чисто одесские, здесь и не пахнет. Высоцкий не может превратиться в одессита, хоть он любит этот город и понимает его специфику. Актер пытается вложить в свой крик нечто одесское по произношению, но получается подобно тому старанию, с каким дети силятся говорить по-взрослому, делая свой голос «мужественным» и грубоватым. Не выходит — не по нем! Этому актеру была противопоказана одесская манера разговора.

Герой Высоцкого все время в действии, в состоянии риска, сильных тревог, волнений, — на острие ножа. Все это актер показывает зрителю превосходно, это его, кровное, — торопливость, непоседливость, стремление объять необъятное. Он бегает по крышам, скрываясь от неожиданно пришедшего к Софи начальника жандармерии, ветер сдувает с его головы котелок, — и он на лету, словно жонглер, пытается его поймать. Сам актер это все проделывает — или каскадер?

Отвечает Лионелла Пырьева:

— Сам. И по крышам бегает, перепрыгивая легко самые опасные места, и котелок, который ветер сдувает с него, он ловит на лету…

В фильме есть такая сцена, когда он бьет Софи по лицу, стараясь этим доказать, что театр не занимается политикой, что он ревнует Софи за то, что она якобы принимает подарки от виконта.

— Что, он на самом деле Вас бьет?

— Бьет, и очень сильно, и несколько дублей снимали, повторяя эти пощечины… А иначе не было бы отдачи со стороны моей героини, и не было бы веры в то, что пощечины — реальные. На такие вещи мы, актеры, не реагируем, не имеем права обижаться…

Бенгальский, конечно, не трус. Но, идя на рискованные дела, он должен отводить от себя подозрения. И задание нельзя провалить и, — это ясно показывает актер зрителю, без слов показывает, одними глазами, — его герой любит жизнь! Одним из примеров таких отводов является забавная сцена с филерами. Они посланы следить за Бенгальским — тот пускается с ними в наступательный разговор. Они робко оправдываются перед поднадзорным Бенгальским: «Да мы что, да мы только…», а он кричит на них начальственным тоном: «Молчать! Как стоите! На место! Мерзавцы! Я на вас начальнику жандармерии пожалуюсь!». Это выглядит комично: персонажи поменялись функциями.

Наклеенные бороды, переодевания почти весь фильм сопутствуют актеру. И все это привычно для Бенгальского, который не столько Жорж Бенгальский, сколько Николай Коваленко, занятый, конечно, меньше театром, — больше революцией.

Но переодевание в нищего выходит за рамки обычного. Актер в этом виде по-настоящему жалок («Подайте бедному горемыке одну копеечку, одну копеечку…»), его герой — почти загнан в угол. И когда он передает рабочему Максиму очередные листовки, и тот — не без остроумия — комментирует «наряд» нищего («…В Киеве ты, уже, конечно, придешь в шкуре и с каменным топором»), то зритель почти уверен, что герой Высоцкого больше никуда и никогда не придет. Такое ощущение рождается от крайней усталости, которую так естественно и трогательно передает актер. Он играет это состояние в полном соответствии со своим ответом Максиму: «В Киеве, вероятно, приду не я… Я уже иссяк».