Экономика без догм: Как США создают новый экономический порядок - [42]

Завершая эту часть исследования, скажу лишь, что мы подходим к черте, за которой начинается действительно «новая экономика», управляемая существенно иными законами, чем прежнее индустриальное хозяйство. Финансовая сфера, как одна из наиболее гибких, на протяжении последних десятилетий лучше прочих указывает на направление и масштаб перемен, подкрепленных, разумеется, трендами в сфере реального производства товаров и услуг. Соединенные Штаты, к примеру которых мы в основном обращались в этой главе, стали первой из крупных экономик, которые «открылись» навстречу масштабным финансовым трансформациям и максимально эффективно использовали их в последнее время. Европейцы (как страны — члены зоны евро, так и Великобритания, и Швейцария), а также Япония довольно уверенно идут по тому же пути с учетом некоторой специфики их экономики и хозяйственной истории. Однако этими странами «зона перемен» и ограничивается; вокруг этого экономического «центра» лежит огромная периферия, действующая в реалиях ХХ в. Схема разделения мира на три экономических центра — Северную Америку, Западную Европу и Японию607 — и остальные страны, которая, казалось бы, давно была списана в утиль «мирным возвышением» Китая, новыми претензиями России и укреплением экономик ресурсодобывающих стран, сегодня оказывается не менее актуальной, чем в 1980-е гг.

***

В этой главе я попытался показать безосновательность предположений/надежд относительно неустойчивости сложившейся в развитых странах (и прежде всего в США) финансовой системы. Все, кто задумывается о ее «неизбежном крахе», не обращают внимание на то, насколько изменилась система экономических «координат». Прежде всего следует обратить внимание на то, что для эмитента мировых денег (я говорю даже не о «резервных валютах», а о тех, в которых та или иная страна может без проблем вести внешнюю торговлю и занимать у нерезидентов) не существует такого явления, как внешняя торговля или внешний долг. Правительства в данном случае не обязаны заботиться о сбалансированности торговли с остальным миром или опасаться дефолта по внешним обязательствам. Такое положение позволяет монетарным властям практически без ограничений принимать на баланс обязательства правительства, выпуская в оборот дополнительные количества денег, обратный приток которых не вызовет проблем ни со стороны валютного курса, ни с точки зрения расплат по государственному долгу. Валютный курс и стоимость активов на внутреннем рынке выступают естественными балансирами системы: масштабная утечка валюты за рубеж гарантирует ее от переоцененности и формирует отложенный спрос на товары и активы, который впоследствии поддержит экономику-эмитента.

Такое положение вещей не просто позволяет стране-лидеру «снимать сливки» со всей мировой экономики, в чем Америку обвиняют во всем мире теоретики, осмысливающие современность в категориях XIX в., — оно трансформирует саму природу денег, превращая их из объективной данности, порожденной потребностями экономического процесса, в инструментальную ценность, которая может и должна быть использована правительствами для регулирования хозяйственного цикла и обеспечения устойчивого роста. Рост этот в эпоху перехода от индустриальной экономики к экономике знаний не может отражаться традиционными категориями, на которые сегодня в первую очередь обращают внимание инвесторы, принимая решения о вложении средств в те или иные компании или страны. На фоне изменения характера воспроизводственных процессов, ведущего к формированию полюса «неограниченного богатства»; появления значительной массы товаров и услуг, распределяющихся на безвозмездной основе; совершенно новой роли и динамики фондового рынка и, наконец, меняющейся природы денег адекватное представление о состоянии экономики дает только показатель интегрального, или валового, общественного богатства, сегодня почти не учитываемый статистикой.

В начале XXI в. для глобальных экономики и политики нет более важной разделенности, чем раскол мира на ту часть, в которой действуют государства, совершившие или совершающие переход от традиционной финансовой системы к новой, и на ту, в которой правительства все еще делают ставку на традиционные методы финансового регулирования и пребывают в плену представлений прошлых столетий. Учитывая важность этого раскола, в следующей главе я попытаюсь проследить три основных этапа становления «разделенного мира» нынешнего столетия и показать на конкретных исторических примерах, когда и как нарастала пропасть между «центром» и «периферией» — даже несмотря на то, что большинству наблюдателей как в прошлые десятилетия, так и сегодня казалось правильным говорить не о нарастании этого разрыва, а о его сокращении. Выводы о том, к чему и когда могут привести отмеченные тренды, я предпочту предложить сделать читателям.

Глава пятая

ЭТАПЫ БОЛЬШОГО ПРОТИВОСТОЯНИЯ

ХХ в. был веком самых масштабных и опасных расколов и противостояний, какие только видела история человечества. Все предшествующие столетия проходили в борьбе отдельных племен, народов и государств друг с другом, в некоторых случаях — в столкновениях их коалиций. Иногда сторонами конфликтов выступали страны «центра» (более развитые в технологическом и социальном отношениях) и общества «периферии» (менее успешные). Итоги их противоборств не всегда были предопределены: менее развитым народам случалось сокрушать великие державы, как и более развитым устанавливать контроль над территориями соперников. Однако долгосрочные последствия оказывались более предсказуемыми: в первом случае менее развитые общества усваивали практики передовых или ассимилировались в них; во втором успешные социумы подчиняли себе противников и распространяли на последних свои экономические и политические практики. При этом вся история вплоть до начала прошлого столетия характеризовалась, на мой взгляд, двумя основными чертами: во-первых, соперничество между державами в своей высшей фазе всегда принимало военный или силовой характер, а экономическая мощь сторон лишь помогала определить победителя; во-вторых, конфликты всегда оставались локальными и не разделяли мир на непримиримые лагеря, обладавшие различными технологическим и социальным базисами и экзистенциально угрожавшие друг другу. В завершающей фазе этой огромной эпохи некая модель, условно называемая европейской, упрочила свой отрыв от остального мира, но при этом сами европейские или европеизировавшиеся страны активно соревновались друг с другом в борьбе за неустойчивое лидерство. Экономически они могли быть более или менее эффективными, но при этом использовали схожие технологии и имели практически идентичные финансовые системы, что и предопределяло как саму возможность столкновений, так и крайне малую вероятность окончательного выявления победителя.