Экономика без догм: Как США создают новый экономический порядок - [40]

Наконец, важнейшей основой устойчивости современной американской экономики является не столько ее финансовая система, сколько тот хозяйственный рост, которому она дала толчок. Трансформации в финансовой сфере были порождены, как мы уже говорили, технологической революцией 1970–1990-х гг., но не менее важным моментом является и их обратная связь. Формирование новой экономики существенно изменило отношение к бизнесу; именно на период ее формирования и развития пришлось появление стартапов в их современном понимании и стремительное развитие венчурного капитализма. В 1990-е и 2000-е гг. успешным бизнесом становились лишь 3–4 из 100595, но цена успеха оказывалась все более привлекательной. По состоянию на 2019 г. в США насчитывалось 147 компаний с капитализацией более $1 млрд, основанных после 2000 г.596 и не использовавших в своем развитии ранее созданных основных фондов. Современная инновационная система Соединенных Штатов во многом берет свое начало со знаменитого закона Бэя–Доула597, согласно которому научные коллективы, использовавшие федеральное финансирование, могли коммерциализировать свои изобретения, оформляя патенты и права интеллектуальной собственности только на себя. Подобное было бы невозможно в условиях более жесткой бюджетной политики, ориентированной на баланс доходов и расходов и сдерживаемой эмиссионными ограничениями (подтверждением тому является и Россия, где по сей день неудача инновационного проекта, к финансированию которого привлечены бюджетные ресурсы, чревата уголовными делами о хищениях государственной собственности598). Необычайная легкость, которую обрела финансовая сфера, стала, на мой взгляд, важнейшим стимулом для инноваций, превратившихся в главное конкурентное преимущество американской экономики и обеспечивших ей производство того, что ранее мы называли «неограниченным богатством».

Процессы, которые шли на протяжении нескольких последних десятилетий как в реальном секторе экономики, так и в финансовой сфере, достигают своей кульминации, с одной стороны, в появлении значительного количества товаров и услуг, предоставляемых потребителю бесплатно, и, с другой стороны, в превращении в нечто обыденное нулевой процентной ставки. И то и другое меняет всю прежнюю хозяйственную логику. Конечно, «бесплатные» услуги были и раньше, но они представляли собой те общественные блага, предоставление которых на деле оплачивалось всеми гражданами через взимаемые государством налоги. В новых условиях эта связь разрывается: все большее число услуг предоставляется потребителям за счет тех, кто де-факто оплачивает их добровольно, в рамках определенных коммерческих сделок с их производителем. В случае с нулевыми процентными ставками оказывается, что самый востребованный и универсальный ресурс капитализма — деньги — утрачивает свою ценность и может бесплатно (да и фактически без ограничений) привлекаться государством для обеспечения тех или иных задач развития или антикризисного регулирования. Оба явления радикально видоизменяют фундаментальный для рыночной экономики принцип возмездности — и пока следует признать, что мы не можем оценить, какое значение будет иметь данная трансформация для перспектив современного хозяйственного строя.

Зато можно уверенно утверждать нечто другое. Со времен К. Маркса известны пять основных функции денег (четыре в варианте У. Джевонса): мера стоимости, средство обращения, средство платежа, средство накопления (тезаврации) и так называемые мировые деньги599 (эта функция не всегда выделяется как особенная600). Если рассматривать функции денег в рамках «новой экономики», лишь некоторые из них выглядят неизменными: так, не приходится сомневаться в том, что главными функциями денег остаются опосредование товарного оборота и расплата по принятым обязательствам или долгам. В то же время остальные выглядят далеко не столь очевидными: если говорить о деньгах как о мере стоимости, то они уже не в прежней степени выполняют эту функцию. С одной стороны, возникает все большее число товаров и услуг, создаваемых в единственном числе и потому невоспроизводимых — учитывая классические определения стоимости, применить их к ним довольно сложно; с другой стороны, возникает масса благ, издержки на воспроизводство которых стремятся к нулю, но которые продаются при этом за немалые деньги. Все это означает, что использование денег как меры стоимости оказывается все более условным. Я даже не говорю о тех случаях, когда потребитель пользуется теми или иными услугами, имеющими более чем очевидную полезность, бесплатно. Если 100 лет назад можно было утверждать, что за рядом исключений стоимостная оценка товара коррелирует с издержками его воспроизводства, то сейчас это представляется огромной натяжкой. Еще более сомнительным становится возможность использования денег как средства накопления — особенно странным такое утверждение окажется тогда, когда хранение денег практически в любой ликвидной форме станет довольно накладным делом и будет приводить не к умножению, а к сокращению богатства. Наконец, функция мировых денег также практически исчезает, так как границы отдельных (и в первую очередь развитых) экономик перестают существовать. Стоит напомнить, что во времена К. Маркса и У. Джевонса мировыми деньгами выступали только те, которые либо изготавливались из драгоценных металлов, либо свободно обменивались на них, чего сегодня не существует как явления. В то же время, прекратив или прекращая выполнять некоторые свои функции, деньги обретают новые — главной из таковых является функция генерирования совокупного спроса, применяемая правительствами тогда, когда экономика сталкивается с кризисными явлениями. Можно даже утверждать, что появление этой функции является следствием исчезновения функции денег как средства накопления, и это меняет основы современной экономической системы. Опять-таки сейчас рано говорить о том, к чему на протяжении ближайших десятилетий сможет привести этот тренд, но нельзя отрицать того, что деньги в «новой экономике» превратились в такое же средство управления хозяйственной жизнью, каким несколькими десятилетиями ранее стала ставка процента, устанавливаемая центральными банками. Это новое качество денег — главная черта «новой экономики», о которой, похоже, многие субъекты глобальной экономики пока даже не догадываются.