Экономика без догм: Как США создают новый экономический порядок - [33]

Однако на протяжении всей индустриальной эпохи развитие фондового рынка хотя и опережало по своей динамике экономический рост, но в целом ненамного. С начала XIX в. до 1870-х гг. совокупная стоимость американских компаний колебалась в пределах 25–35% ВВП; в первой половине 1920-х гг. она приблизилась к 50% ВВП — и такой же (даже чуть более низкой) оставалась и в середине 1970-х503. Между тем именно в период формирования «новой экономики» показатель закрепился выше 75% с начала 1990-х гг., превысил 100% в 1996-м и установился на уровне около 150% сначала в 1999–2000 гг., а затем после 2015 г.504 Примечательно, что биржевая лихорадка в 1990-е и в начале 2000-х гг. охватила весь мир: в «золотой век» современной глобализации казалось, что ее «прилив поднимает все лодки», а убежденность экспертов и инвесторов в успешности модели догоняющего развития была практически абсолютной. Если в 1980 г. капитализация рынка Южной Кореи составляла 5,9% ВВП, то в 1995-м она поднялась до 32,1%, а в 2007-м — до 96% ВВП505. По итогам 2007 г. по отношению стоимости публично торгуемых компаний США проигрывали ЮАР, Малайзии, Индии и Иордании и находились на одном уровне с… Папуа — Новой Гвинеей, но это удивительное богатство глобальной периферии рассеялось как дым за последние 13 лет — за период, на протяжении которого Запад несколько раз «включал форсаж», осуществляя мощные финансовые вливания и наращивая бюджетный дефицит, в то время как развивающийся мир так и не смог этого сделать. В результате по состоянию на конец 2018 г., когда капитализация американского рынка составляла 148% ВВП, Китай и Бразилия показывали уровни 45–49%, Мексика и Россия — 31–35%, а Турция и Казахстан — 19–21% ВВП506. Если оценить эволюцию американской экономики за последние 30 лет, окажется, что совокупные активы фондового рынка выросли на бóльшую сумму, чем реальный сектор, и ни одна из крупных стран не продемонстрировала подобного результата за этот период.

Отметим еще два важных обстоятельства.

С одной стороны, в эпоху «новой экономики» заметно меняется роль фондового рынка. Индустриальная задача привлечения капитала от массы инвесторов для развития крупного производства уходит с повестки дня. Пять крупнейших корпораций США (и мира) с совокупной капитализациeй по состоянию на 1 июля 2020 г. $6,2 трлн — Apple, Microsoft, Amazon, Alphabet и Facebook507 — никогда не привлекали внешний долговой капитал для развития, появившись как стартапы, созданные небольшой командой энтузиастов; стоимость материальных активов трех «триллионников» — Apple, Microsoft и Amazon — сегодня составляет от 3,67 до 4,31% их рыночной оценки508. Для компаний, входящих в индекс S&P 500, дивидендная доходность за 2019 г. составила 1,83%509, а среднее P/E для компаний, составляющих индекс Dow Jones, на 1 июля 2020 г. поднялось до 28,11510. В новых условиях фондовый рынок начинает жить такой же самостоятельной жизнью, как и финансовая система, и это заставляет усомниться в часто повторяющихся утверждениях о том, что он представляет собой пузырь, который вскоре неминуемо лопнет.

С другой стороны, на протяжении последних десятилетий фондовый рынок превратился в поистине общенациональный инвестиционный инструмент. Сегодня в акции вложены капиталы пенсионных фондов и страховых компаний, средства университетских эндаументов, а также частные средства граждан. В начале 2020 г. непосредственно акциями или долями в паевых фондах владели более 50% американских домохозяйств511 (для сравнения — накануне биржевого краха 1929 г. акциями в Соединенных Штатах владели менее 600 000 человек, или 0,8% взрослого населения512). И это совершенно понятно: рынок обеспечивает доходность, несопоставимую ни с какими иными инструментами. Значение этого факта, и я об этом уже говорил, состоит в том, что национальное богатство может в новых условиях расти даже ценой увеличения государственного долга — по состоянию на 1 июля 2020 г. капитализация фондового рынка США составляла 163,8% ВВП513, или $35,5 трлн514 при объеме государственного долга $26,25 трлн515 — в то время как в гораздо более благополучные времена, в момент самого что ни на есть «конца истории» — в декабре 1989 г., первый показатель равнялся 59,9% ВВП, или $3,38 трлн516, а второй — $2,87 трлн517. Это означает, что, несмотря на все гигантские заимствования и эмиссии, случившиеся с 11 сентября 2001 г. до пришествия коронавируса, капитализация фондового рынка в США в начале 2021 г. превышает государственный долг не на 18%, как в 1989 г., а почти на 36%. Фондовый рынок таким образом (и мы к этому еще вернемся) становится в условиях «новой экономики» важнейшим балансиром макрофинансовых пропорций, не учитывать влияния которого на хозяйственную жизнь сегодня просто невозможно.

Подводя итог, следует повторить основной вывод: финансовая сфера, которая является сейчас непосредственным предметом нашего исследования, не должна рассматриваться как развивающаяся в последние десятилетия автономно от реальной экономики и навязывающая ей свои требования и предпочтения. Хотя мы много раз слышали, что современные развитые страны представляют собой воплощение «финансового капитализма», а законы их развития диктуются «финансовой олигархией», такая точка зрения представляется необоснованной. В истории имели место ситуации, когда финансисты и спекулянты подчиняли себе экономику — и классический пример являет канун Великой депрессии, когда фондовый рынок был на короткое время разогрет почти до 100% ВВП, несмотря на то что в состав индекса Dow Jones в сентябре 1929 г. входили только индустриальные компании (исключение составляли известные ритейлеры Sears и F. W. Woolworth и сеть кинотеатров Paramount Publix)518. Сегодня среди 50 крупнейших американских корпораций добывающих и промышленных (не считая компьютерной сферы и фармацевтики) всего cемь519 — и увеличение их стоимости обусловлено не спекуляциями финансистов, а реальными масштабами их бизнеса и спросом на их бумаги со стороны массы частных инвесторов. Сама природа современного экономического роста радикально отличается от характерной для индустриальной эпохи — и именно эти сдвиги определяют новое качество финансовой сферы, а не наоборот.