Экономика без догм: Как США создают новый экономический порядок - [18]

Между тем происходившее в эти годы невозможно адекватно оценить, не приняв во внимание еще одного процесса. Наряду с США, которые, несомненно, задавали тон в формировании новых финансовых инструментов, серьезные события происходили и в зоне евро. В Европе, в отличие от Америки, оснований для кризисов было традиционно меньше: экономический рост был более органическим, объемы заимствований оставались ниже, чем в США; в Германии долгие годы проводилась очень жесткая бюджетная политика; весь блок в целом поддерживал профицит в торговле товарами и услугами с остальным миром; ни немецкая марка, ни позже евро не претендовали на статус мировой резервной валюты; процентные ставки долгое время оставались выше американских. Однако введение единой валюты без унификации фискальной политики и создания единого министерства финансов породили крайне сложную и малоуправляемую систему. Если быть предельно кратким, то важнейшим итогом введения евро стало сокращение в 2–4 раза темпов инфляции в менее развитых странах блока (прежде всего в Италии, Португалии и Греции) и повышение их кредитного рейтинга; как следствие, в средиземноморских странах после 2000 г. возникли гораздо более выгодные, чем когда бы то ни было ранее, условия заимствования. Это имело очевидный результат: получив доступ к дешевым средствам (средняя доходность по итальянским 10-летним облигациям с конца 1995 по середину 2005 г. снизилась с 11,6 до 3,4%, по испанским — с 9,7 до 3,1%, а по греческим — с –8,0% (в 1998 г.) до 2,7%252), средиземноморские страны резко ускорили свой экономический рост: в 2002–2007 гг. он составил в среднем в Испании 3,4%, а в Греции — 4,0%253. Безработица сократилась с 2000 по 2007 г. в Испании с 13,8 до 8,2%, в Италии — с 10,8 до 6,1% и в Греции — с 11,2 до 8,4% трудоспособного населения254. Однако цена прогресса была велика: к 2010 г. объем государственного долга стремительно вырос, достигнув, по официальным данным, 119,2% ВВП в Италии и 147,5% — в Греции255. К моменту начала кризиса Италия и Греция вышли за пределы Маастрихтских критериев макрофинансовой стабильности, обязательных для членов группы.

Греция оказалась «слабым звеном» в этой большой игре. Получив огромные выгоды от членства в ЕС и еврозоне (к 2009 г. подушевой ВВП в стране вырос до 94% среднеевропейского256 с 72,7% в 1980 г.257), Греция не подтянула свой фискальный аппарат и свою систему госуправления до европейских стандартов. Процветали уход от налогов, искажения статистики, государственные расходы сохранялись на очень высоком уровне, а эффективность их была далеко не очевидной. Проблем прибавили огромные расходы на проведение Олимпийских игр в 2004 г.258 В результате уже «на выходе» из кризиса 2008–2009 гг. Греция после очередной смены правительства обнаружила, что близка к дефолту. После пересмотра статистических данных госдолг по состоянию на 2008 г. достиг 109,4% ВВП, а дефицит утвержденного на этот год бюджета превысил 10% ВВП259.

Греческий долговой кризис стал самым серьезным испытанием на прочность для зоны единой европейской валюты. Ввиду того, что глубина проблемы осознавалась всеми вовлеченными сторонами лишь постепенно и до поры до времени считалось, что ситуация может быть разрешена относительно традиционными способами, хотя и невиданных ранее масштабов (согласованный в мае 2010 г. Европейской комиссией, МВФ и ЕЦБ пакет помощи в €110 млрд являлся самым большим в истории всех этих организаций, составляя –49,1% ВВП страны-получателя260). Однако постепенно масштаб катастрофы прояснялся, как становилось понятнее и то, что правительство Греции не может провести обещанные меры по ужесточению фискальной политики и сокращению госрасходов, — и в результате перспективы всей зоны евро оказались зависимы от Афин приблизительно так же, как в 2008 г. финансовая состоятельность США была поставлена на карту действиями спекулянтов, заигравшихся в гарантированные залогами жилья обязательства. В этот период подавляющее большинство финансовых аналитиков были убеждены в том, что Греция выйдет из зоны евро и вынуждена будет объявить дефолт по своим долговым обязательствам (в марте 2012 г. доходность греческих 10-летних облигаций достигла исторического максимума 48% годовых261). Не будучи инвестиционным банкиром и специалистом в сфере международных финансов, я тем не менее не допускал ни малейшего шанса на реализацию такой возможности262, исходя лишь из того очевидного соображения, что самая крупная на тот момент экономика мира не могла позволить подобной самодискредитации из-за финансовой безответственности страны, на которую в 2011 г. приходилось 1,74% ВВП ЕС и 2,4% ВВП еврозоны263. Европа в таких условиях неизбежно должна была использовать те же инструменты, которыми незадолго до этого воспользовались в Вашингтоне.

Именно это и произошло в 2012–2017 гг., когда ЕС реализовал в общей сложности три крупных раунда финансовой поддержки Греции, позволивших в итоге стране избежать дефолта по своим внешним займам. Общая сумма объявленных долговых списаний, дополнительных кредитов и стабилизационных займов составила по итогам этой феерической эпопеи €310 млрд, или более 178% от размера ВВП Греции по состоянию на 2016 г.264 Греческий кризис во многом сыграл для Европы ту роль, которую в США незадолго до того исполнил финансовый кризис 2008–2009 гг.: после двух повышений процентной ставки в 2011 г. Европейский центральный банк резко поменял тренд своей кредитной политики и довел учетную ставку до 0,05% в 2014 г. и до 0% в 2016-м; при этом, что было даже важнее, с середины 2014 г. депозиты коммерческих банков в ЕЦБ стали приносить отрицательную доходность, которая достигла показателя –0,4% годовых весной 2016 г.265 Более того, сама по себе греческая драма не была бы столь принципиальна, если бы она не была тесно связана (как уже отмечалось выше) с бедственным положением в остальных южных странах ЕС. Объем финансовых обязательств Греции, чьи дела находились в ужасающем состоянии, тем не менее был очень невелик в сравнении с показателями Испании (€1,1 трлн, или 99,3% ВВП) и особенно Италии (€2,29 трлн, или 134,8% ВВП) в 2016 г.266 Распространение эффекта домино на экономику других средиземноморских стран мог действительно стать роковым событием, способным похоронить проект единой европейской валюты. Поэтому ЕЦБ ответил на греческие проблемы не только несколькими пакетами финансовой помощи самой Греции, но и развертыванием собственной программы количественного смягчения — причем в масштабах, несопоставимых с теми, которые имели место в качестве непосредственного ответа на кризис 2008–2009 гг. (в тот период объявленный объем выкупа корпоративных бондов составлял €60 млрд, тогда как в 2015–2018 гг. он превысил €2,6 трлн267). Это, на мой взгляд, позволяет говорить, что во второй половине 2010-х гг. Европа догнала США (и Японию, которая с 2010 по 2015 г. осуществила количественное смягчение (известное как comprehensive monetary easing), выкупив корпоративных облигаций почти на ¥30 трлн [$355 млрд]268 и доведя свой государственный долг до 197% ВВП269 без учета государственных гарантий и задолженности почтовой службы) в способности использовать инструментарий кредитной политики для поддержания своей экономики (в какой-то мере можно утверждать, что европейская финансовая эквилибристика оказалась более изощренной, поскольку в еврозоне не было создано единого министерства финансов и налоговой службы).