Экономика без догм: Как США создают новый экономический порядок - [20]

Между тем явление, которого вообще не могло быть, с недавних пор не только стало реальностью, но и начало превращаться в элемент повседневности. Впервые отрицательную доходность по депозитам в швейцарских франках для нерезидентов установил Национальный банк Швейцарии в 1972 г.282; широко эта практика стала применяться в Европе после аналогичного решения шведского Риксбанка в 2009 г.283; однако главным фактором, который привел к распространению данного инструмента, стало снижение доходности ранее выпущенных государственных облигаций из зоны положительных значений в сферу отрицательных. С 2012–2013 гг. отрицательную доходность стали приносить обязательства не только правительств, но и многих компаний, обладавших высшими рейтингами надежности: в результате к лету 2019 г. номинальная стоимость бондов с отрицательной доходностью достигла $17 трлн, или трети стоимости всех облигаций с инвестиционным рейтингом, обращавшихся на мировом рынке (к началу финансового кризиса 2020 г. эта цифра снизилась до $11 трлн)284.

Причина подобного положения вещей, несмотря на его кажущуюся иррациональность, легко объяснима. Отрицательная процентная ставка имеет в своей основе комиссию за осуществление банковских операций в условиях крайне низкой доходности. Если экономика не испытывает потребности в деньгах на фоне низкой или нулевой процентной ставки центральных банков, коммерческие финансовые институты не могут довольствоваться маржой между ставкой привлечения денег клиента (даже если она равняется нулю) и ставкой размещения кредитных средств в бизнес-проекты. Соответственно, возникает соблазн ввести плату за обслуживание счета, пропорциональную объему хранящихся денег, — собственно, эта комиссия и является по своей сути отрицательной ставкой для клиента за размещение средств на текущем счете. Параллельно идет и другой процесс: сами банки держат временно свободные денежные остатки на счетах в центральном банке (будь то Банк России, ЕЦБ или ФРС) — и, чтобы вынудить банки инвестировать, центральные банки могут ввести отрицательные ставки по этим депозитам. Собственно, это и было сделано шведским Риксбанком в 2009–2010 гг., а затем вновь в феврале 2015 г.285, ЕЦБ — в июне 2014 г.286, Швейцарским национальным банком — в декабре 2014 г.287 и Банком Японии — в январе 2016 г.288 При этом Европейский центральный банк, первоначально установивший отрицательную deposit facility rate на «умеренном» уровне –0,1%, в последующем снижал ее еще четыре раза, доведя до текущих –0,5%289, а Швейцарский национальный банк уже пять лет удерживает ее на уровне –0,75%290. В таких условиях логика любого рационального инвестора диктует ему, что выгоднее изъять свои средства с банковских счетов, за размещение на которых ему приходится платить банку, допустим, 1% в год, и «переложиться» в облигации правительства соответствующей страны или одной из группы стран, как в случае с евро, даже если они приносят отрицательную доходность, потери от которой оказываются ниже, чем при хранении денег на банковском депозите: в случае необходимости облигации можно продать и распорядиться вырученными средствами. Следует заметить, что отрицательные ставки могли появиться только в условиях крайне развитой финансовой системы, в которой хранению денег на банковских счетах просто нет альтернативы как по техническим причинам, так и ввиду банального удобства пользования средствами (подавляющая часть расчетов юридических и физических лиц сегодня осуществляется посредством банковских переводов или платежей с кредитных и дебетовых карт).

Отрицательные процентные ставки по государственному долгу — это не просто важное явление с точки зрения теории финансового рынка; основное значение данного феномена состоит, на мой взгляд, в том, что в случае широкого распространения подобной практики возникает пока еще довольно иллюзорная, но в будущем способная стать реальной возможность снижения государственного долга в ходе новых заимствований. Если предполагать, что с течением времени средняя стоимость обслуживания всего массива долга станет отрицательной, то сама по себе угроза, которую нес бюджетный дефицит, во многом окажется снятой. Однако мы еще вернемся к этим вопросам — а пока продолжим наш преимущественно исторический очерк.

К середине 2016 г. мировая экономика в целом росла на протяжении более шести лет; за это время ВВП США превысил уровень 2008 г. на 11,4%, ЕС — на 2,7%, Японии — на 3,5%291. Китай оставался лидером глобального роста, пройдя предшествующий кризис без особых потерь. Россия, напротив, столкнулась с заметным спадом, обусловленным издержками некомпетентного госкапиталистического менеджмента, конфронтацией с западным миром из-за конфликта на Украине и снижением цен на нефть. При этом заметным трендом стало стремление к сокращению разного рода ограничений: по всеобщему впечатлению, экономики выглядели слишком зарегулированными, налоги — слишком высокими, а бюрократия — излишне сильной. В той или иной мере именно на этих лозунгах общественным мнением в ведущих западных странах завладели правые силы: в Великобритании в 2016 г. граждане проголосовали за выход страны из ЕС, который латентно поддерживали крупно победившие за год до этого консерваторы292; в США позже в том же году президентом был избран Д. Трамп, а на следующий год французские социалисты потерпели столь сокрушительные поражения на президентских и парламентских выборах, что сама социалистическая партия практически перестала существовать293.