Eight - [16]

— Тогда принеси свой Омут Памяти.

Она повернулась и направилась к скрытой ширмой кровати, едва сдерживая слезы.

— Гарри, милый? Ты оделся?

* * *

Г.П.

Я был одет настолько, насколько это было возможно. Эта штука была даже больше, чем мои обноски!

— Да, эм… — Как он там ее называл? — Мадам.

Подхватив меня на руки и усадив на высокую кровать, она принялась указывать палочкой на разные части моего тела, хмурясь при этом. Чтобы она там ни обнаружила, ей это не понравилось. Я, по возможности, сидел прямо и неподвижно и глубоко дышал, надеясь быть таким хорошим, как она хотела. А затем начались вопросы.

— Сколько тебе лет, Гарри?

— Восемь, мадам.

— Чем ты обычно питаешься каждый день? — спросила она. Отругает ли она меня, если узнает, что я не съел весь свой завтрак?

— В доме у моей тети я иногда ел хлеб и пил воду. А у Мистера Профессора Снейпа я кушал еще и сыр, и молоко, и масло.

Она слегка усмехнулась. «О, нет. Она скажет ему не кормить меня так много?»

— Так, Гарри, ты сказал, что иногда ел хлеб и пил воду. А что ты получал в другое время?

— Объедки или ничего, мадам.

Я считал себя счастливчиком, если мне удавалось поесть хоть раз в день, даже если мне и перепадала лишь корка черствого хлеба. Тогда я притворялся мышкой. Обычной меленькой серой мышкой, которая нашла кусочек хлеба в десять раз больше ее головы! Я откусывал большие куски воздуха с маленькой крошкой и жевал, словно мой рот был полон еды. После этого у меня всегда бывала отрыжка из-за того, что я заглатывал слишком много воздуха, но от этого впечатление, что я хорошо покушал, только усиливалось.

— Объедки или ничего, — бормотала она, делая записи большим пером. — А как часто ты ел? — кажется, она сомневалась, что об этом вообще стоит спрашивать.

— Обычно каждый день, если не был наказан.

— А если тебя наказывали, милый? — она задержала дыхание. Еще никто и никогда не слушал меня так внимательно!

— Раз в несколько дней, может, неделю.

— Ты когда-нибудь ломал кости, милый? — она подняла на меня взгляд, натянуто улыбнувшись.

— Да, мадам.

Это случалось несколько раз. Дадли тоже как-то раз сломал руку, и тетя Петуния отвезла его в больницу, откуда он вернулся с большим белым гипсом, на котором все расписывались. У меня такого никогда не было.

— Так, а теперь ложись и постарайся не двигаться.

Она медленно водила палочкой вдоль моего тела, а она все дергалась над теми местами, где когда-то были раны. Когда она дошла до моих ног, по ее щекам катились слезы. Что я сделал, чтобы так расстроить ее?

— Простите, мадам! Я буду хорошим, я обещаю! — Если Снейп вернется и увидит, что из-за меня она плачет, это мне точно так просто не спустят!

А затем она сделала очень странную вещь. Сдавленно прошептав «О, ребенок», она притянула меня к себе, обняв, как плюшевого мишку. Она касалась тех мест, на которые до этого реагировала ее палочка, и шептала какие-то непонятные слова. Иногда из-за этого мое тело слегка изменялось, и это весьма дезориентировало. Она дала мне несколько маленьких бутылочек, чтобы я выпил странные жидкости из них; одна на вкус напоминала траву и дым от курительной трубки. Потом она позволила мне попить тыквенного сока, чтобы избавиться от послевкусия. Она была так добра! Я чувствовал вину, потому что из-за меня ей стало грустно.

Когда со всем этим было покончено, она усадила меня к себе на колени и стала укачивать, тихо напевая. «Так вот какого это, когда тебя держат на руках!» Одеяло и мантия — это было чудесно, но это… это было неописуемо. Мое сердце словно утопало в солнечном свете и билось быстрее, чем прежде. Но это приятное чувство долго не продлилось. Я понял, что по моим щекам катятся слезы, и сразу же напрягся, сжавшись в комочек и попытавшись их утереть. Я взмолился, чтобы она этого не заметила!

Но она прошептала мне чудесные слова!

— Гарри, милый, все хорошо, ты можешь поплакать. Эти проклятые магглы отказывали тебе и в этом? У тебя много причин для слез. Выпусти их наружу.

Я так и сделал. И стоило мне начать, я плакал все громче и громче. Она продолжала говорить мне, что все хорошо, так что я не стал сдерживаться. Пока не услышал, как дверь снова открылась. Я закусил губу, задержал дыхание и со всей силой впился ногтями в ладони. Леди Поппи могла терпеть мои слезы, но не Снейп.

* * *

Последние шаги я преодолел чуть ли не бегом. Мальчишка плакал. Некоторые дети вели себя просто ужасно в больницах. Я всегда приходил в ужас от необходимости посещать целителя из-за маленьких чудовищ, стонущих повсюду. Как только я вошел, он, слава Мерлину, перестал плакать. Однако передо мной предстало любопытное зрелище. Поппи укачивала ребенка, тихо напевая. Так обычно ведут себя матери? Я наблюдал за ней, то, как она держала его, было так естественно, в этой позе было столько любви. Мог ли я предложить ему нечто подобное? Я попытался вспомнить, держал ли меня хоть кто-нибудь так… Поппи! Как я мог забыть. Когда я только приехал в Хогвартс, на мне живого места не было. Староста привел меня к ней прямиком с поезда, и она плакала надо мной. Однако после того, как меня распределили в Слизерин, она стала вести себя более сдержанно. Возможно, поэтому я похоронил эти воспоминания. Меня было тошно оттого, что моим факультетом пренебрегали!