Эхо возмездия - [40]

Но тут явился Поликарп Акимович, объявивший, что в больницу привезли роженицу, у которой уже начались схватки, и мысли доктора переключились на работу, которую ему предстояло сделать.

Следователь Порошин тоже думал о работе, поэтому он вернулся в свой кабинет и заполнил ровным, аккуратным почерком с длиннющими хвостиками девять страниц документов, которые должны были запечатлеть его служебное рвение. Если бы понадобилось, он написал бы еще столько же, однако ему пришлось прерваться из-за появления сухопарого блондина с глазами немного навыкате и усами щеткой. Это был товарищ прокурора Клеменс Федорович Ленгле, и знающие люди уверяли, что он далеко пойдет. Впрочем, говорили они это уже лет десять, и все эти годы товарищ прокурора оставался там же, где и был.

Ленгле витиевато извинился за опоздание, туманно намекнув на обстоятельства непреодолимой силы, вынудившие его задержаться в другом месте из-за предыдущего расследования. Порошин отлично знал, что обстоятельства непреодолимой силы жили в городе Александрове, что у них были прекрасные черные глаза и великолепные ножки, а также – что они не имели к расследованиям и юстиции вообще никакого отношения. Впрочем, следователь тотчас же забыл обо всем, как только Ленгле упомянул, что его уже атаковали газетчики.

– Удивительно пронырливый народ! – добавил товарищ прокурора, стягивая перчатки. – Откуда они узнали, что именно мы с вами будем заниматься убийством Колозина?

Он разоблачился, избавившись от шубы, шапки и шарфа, одернул мундир и протянул руку за отчетом – но, увидев, сколько Порошин успел написать, состроил легкую гримасу.

– Давайте покороче и на словах, – сказал товарищ прокурора. – Подозреваемые?

– Василиса Матвеевна Печка и ее муж, отставной штабс-капитан Терентий Емельянович Печка. Дама – сестра убитой Арины Изотовой, – пояснил Порошин. – Они считали, особенно жена, что Колозина зря оправдали и он и есть убийца. Оба идеальные кандидаты, особенно муж, но беда в том, что у них алиби.

– Надежное?

– Не идеальное, но вполне убедительное. Тем не менее я запретил им уезжать вплоть до завершения следствия.

– Другие варианты?

– Пока никаких.

– Вы уже были у Павла Антоновича?

– Н-нет, – после легкой заминки признался Порошин. – Думаю, нам стоит поехать к нему вдвоем.

– Почему? Думаете, он заартачится?

– Дело весьма щекотливое, – признался Порошин, помедлив. – И я бы хотел, чтобы на допросе присутствовал свидетель. А то вдруг в газетах напишут, что власти притесняют уважаемого че-ловека…

– Осторожничаете? – Ленгле метнул на Порошина быстрый взгляд. – Полагаю, вы правы: осмотрительность нам не помешает. Что показало вскрытие?

– Жертва убита из дешевого тульского револьвера, один выстрел сзади в голову, смерть наступила мгновенно. – Следователь продемонстрировал пулю, которую Волин извлек из головы Колозина. – Клеменс Федорович, скажу вам честно: пока концы с концами не сходятся. Я навел справки – студент никогда прежде не бывал в наших краях. Он приехал только вчера, появился на ужине у Снегирева, ночью куда-то вышел и сразу же был убит. Кстати, тело с места преступления увезли и зачем-то подбросили Одинцовым.

– Трудности на то и даются, чтобы их преодолевать, – изрек товарищ прокурора. – Не думайте, милостивый государь, что награды достаются просто так. Дело будет громкое, аппетитное… Если мы с ним справимся, возможен перевод не то что во Владимир или Москву, а прямиком в Петербург…

– Хорошо бы сразу в Петербург, – брякнул Порошин. – Столица империи… Я там учился…

Ленгле кашлянул и напустил на себя безразличный вид.

«Разъедусь с женой… дам ей столько, чтобы она оставила меня в покое… Буду жить с Варенькой, и баста… Какие у нее ножки, какие глазки! Этот осел Порошин только о карьере и думает… За лишний орден удавится, хотя я тоже не против орденов… но Варенька, однако же, лучше…»

«Вот сухарь немецкий, – мрачно думал Порошин, – небось только и думает, как бы меня объегорить, когда мы раскроем дело… Хорошо этим прокурорским! Следователь делает всю грязную работу, а они знай снимают сливки… Мне бы только в Петербург перебраться, я на все согласен, чтобы его рожу больше не видеть…»

Тут, однако, охотников делить шкуру неубитого медведя прервали, потому что явился служащий и принес телеграмму.

– Из Петербурга… срочная…

Ленгле удивленно приподнял брови, взял телеграмму и распечатал ее, после чего как-то старчески крякнул и протянул текст Порошину.

Следователь прочитал телеграмму, удивленно заморгал и на всякий случай прочитал еще раз, но текст остался ровно таким же и ни на знак не переменился.

– Что это такое, Клеменс Федорович? – возмутился Порошин. – «По делу Колозина ничего не предпринимать», «ждать приезда следователя по особо важным делам», «выполнять инструкции, которые он привезет»? Да за кого они нас держат?

– М-да, – вздохнул его собеседник. – Крупное дело, сударь, оно, как тарелка варенья. Всякая муха так и норовит к нему приложиться.

Следователь вытаращил глаза. Он и раньше замечал, что сухарю Ленгле присуще своеобразное чувство юмора, но не ожидал, что товарищ прокурора рискнет высказаться столь прямо.