Эхо возмездия - [39]

– У меня – вопросы? Ха! – Нинель рассмеялась высоким, режущим ухо смехом. – Это он скорее был бы счастлив задать мне кое-какие вопросы… Ведь тогда, может быть, он бы узнал, за что убили этого несчастного студента.

Она говорила настолько уверенно, что доктор заколебался. Но Волин, помимо всего прочего, был умен и отлично знал, что на прямой вопрос от некоторых женщин не так-то легко добиться прямого ответа.

– Неужели? – как можно более равнодушно уронил доктор, пристально глядя на свою собеседницу. – Полагаю, вы станете меня убеждать, что Колозин был убит из-за того, что властям пришлось не по душе его оправдание…

– Боже мой, Георгий Арсеньевич, ну что за фантазии! Если бы речь шла о политическом деле, я бы, возможно, согласилась с вашей гипотезой, но тут все-таки совершенно другой случай… Это чистая уголовщина!

– То есть у вас тоже есть какая-то гипотеза, Нина Андреевна. Я правильно понимаю?

– Это больше чем гипотеза, доктор! Понимаете, я задержалась вчера у Снегиревых… Я стояла на лестнице и слышала, как Колозин разговаривал с кем-то. Дословно он сказал следующее: «Я знаю, кто их убил. Я точно знаю, кто убил Изотовых». Вы понимаете? Изотовы – это та самая семья, в убийстве которой его обвиняли. – Доктор промолчал. – Ну же, Георгий Арсеньевич! Все очень просто: Колозин знал, кто преступник, и убийца каким-то образом услышал его слова! Именно поэтому несчастный студент и был застрелен!

Глава 17 Разбитые мечты

– Вздор, – решительно заявил Волин. – Если Колозин знал, кто убийца, почему не выдал его раньше? Почему не сказал полиции? Когда человека обвиняют в убийстве и ему грозит серьезное наказание, ему нет смысла кого-то покрывать!

Нинель поджала свои губы-пельмени, и они стали похожи на вареники; впрочем, в данном случае разница получилась несущественной. Как особу свободомыслящую, ее покоробило слово «выдал».

– Я могу только сказать, что я совершенно уверена в том, что слышала именно эти слова, – сухо промолвила она. – А что касается вопроса о том, почему Колозин не назвал полиции имя настоящего убийцы… Может быть, потому, что был ему чем-то обязан. Или считал неприемлемым для себя доносить на другого человека.

– Который зарезал четырех человек, в том числе двух детей? Тогда получается, ваш Колозин просто мерзавец.

– Вы слишком прямолинейны, доктор, – вздохнула Нинель. – Возможно, Колозин видел в нем не убийцу, а, например, близкого друга. Полагаю, что, если бы речь шла о постороннем, он бы не стал его защищать.

– А кому именно Колозин сказал, что знает настоящего преступника?

– Доктор, – обиженно пропыхтела Нинель, – подслушивать вовсе не в моих привычках… Но мне кажется, это была Наденька.

– Их разговор мог слышать кто-нибудь, кроме вас? – Нинель заколебалась. – Полно, Нина Андреевна, вы ведь сами заявили, что убийца каким-то образом услышал слова студента. Вы заметили кого-нибудь поблизости?

– Никого. Но кто-то стоял под лестницей и курил. Я видела дым.

– Но не человека? Только дым?

– Увы, нет!

Волин задумался.

– С другой стороны, Наденька вполне могла потом пересказать кому-то слова Колозина, и они дошли до убийцы. Так что не факт, что преступник действительно находился возле лестницы.

– Не знаю, кому она могла их пересказать, – проворчала Нинель, исподлобья косясь на своего собеседника. – Половина гостей к тому времени уже разъехалась.

– А кто оставался в доме?

– Павел Антонович, его семья, мистер Бэрли, Колозин… я, конечно… эта назойливая особа – Любовь Сергеевна… Меркуловы… Ах да, еще Одинцовы.

– Боюсь, мне затруднительно представить кого-нибудь из членов семьи Снегиревых в качестве убийцы, – сказал доктор, пожимая плечами. – То же самое я могу сказать о мистере Бэрли и госпоже Тихомировой. Анна Тимофеевна, это просто нелепо, простите. Ее сын, по-моему, уже был сослан, когда произошло убийство в Петербурге… Одинцовы? Да ну, глупости…

– Но ведь кто-то же убил Колозина! – вскинулась Нинель. – И я… Георгий Арсеньевич, я просто не знаю, что мне делать! Я не люблю полицию… но ведь я свидетель! Я обладаю важной информацией…

Грудь ее бурно вздымалась, и на всякий случай Волин отодвинулся.

– Я думаю, вам лучше вернуться домой и ждать, когда Порошин вас навестит, – сказал доктор. – Ему все равно придется разговаривать со всеми, кто присутствовал на ужине. Рано или поздно очередь дойдет и до вас.

– А он не будет подозревать меня в убийстве студента? – с беспокойством спросила Нинель.

– Зачем ему это делать?

– Ну, к примеру, для того, чтобы замарать мое имя, – гордо ответила Нинель.

– У вас есть огнестрельное оружие? – спросил Волин.

– Нет, зачем оно мне?

– Тогда, полагаю, вам нечего опасаться. Возвращайтесь к себе, ждите Порошина и ничего не бойтесь.

Ему пришлось повторить эти слова в разных вариациях раз двадцать, прежде чем Нинель решила последовать его совету.

– Ах, доктор, – вздохнула она на прощание, – вы не поверите, как я завидую вам, что вы ушли с вечера раньше всех! С той минуты, как я узнала о гибели этого несчастного молодого человека, я испытываю ужасные душевные терзания… А следователи бывают так грубы, так бестактны!

«Господи, если бы эта несносная баба знала, как я вчера завидовал тем, кто остался на ужине!»