Ехали цыгане - [7]

Мы ушли, не солоно хлебавши.

И надо же такому случиться! — Напротив дядиного дома другой русский работяга решил построить дом по тому же проекту, что и дядя. Но не знал, видимо, что в воровскую эпоху такой дом простому трудяге не поднять За десять лет он сумел возвести только стены и покрыть крышу. Кто сам строился, знает, что это примерно только третья часть всех затрат. И дядин сосед решил продать недостроенный дом: без окон и дверей, без полов и потолков, не говоря уже о разной внутренней начинки, которой требует такой особняк.

Дом купила цыганская семья. Тут же загудели лесовозы и цементовозы, плотники шустро вставляли окна, но самое главное — уже через три дня у них звонил телефон и было все хорошо слышно, так как дом был еще без окон и дверей. И подключена линия была к нашему колодцу. Не с теми бумагами зашли мы к начальнику. Но теперь у нас появилась возможность побороться. Не много времени это заняло — всего три года, и к этому же колодцу был подключен и дом дяди. Может, и те две цыганки как — то повязали нашего кардиолога? Например, дорогими подарками к празднику? Не знаю. А потому не буду брать грех на душу. Знаю только одно: не работая в каких — нибудь конторах, тем более на заводах и фабриках, они легко вписались в наш воровской режим и зажили еще лучше, чем раньше.

Вот тут читатель подумает, что больше о цыганах писать нечего. Уверяю вас — все только впереди, и рассказ не о цыганах, а о нас, русских, что с нами стало и кем мы теперь являемся.

Все, о чем я рассказал, это личный опыт близкого контакта с этим интересным народом. Конечно, я не пишу о цыганах — писателях, об архитекторах, врачах, политиках — просто не встречал таких. В какой — то мере ответ на этот вопрос дал мне первый мой директор школы Григорий Игнатьевич Ремухов. Первое, что самое интересное, он был фронтовиком, вернулся в звании капитана и его назначили директором школы. В первые же свои каникулы я поехал в пионерский лагерь, где директором был Григорий Игнатьевич. Когда он выходил из своей директорской палатки, мальчишки сбегались глянуть на своего директора: ведь было лето сорок пятого, и вернувшихся с войны, было очень мало, тем более — офицеров. А Григорий Игнатьевич ко всему прочему был очень красив, новенькая, темно-зеленая диагоналевая офицерская форма, только без погон, но со всеми ремнями и портупеями — были на месте, он был очень строен, чуть выше среднего роста, и очень заботился о нас, детях, большинство которых осталось без отцов. И мне в пионерлагерь путевку взял дедушка, который работал у Григория Игнатьевича завхозом. С того лета судьба связала нас почти на полстолетия. Но в то лето он был для меня просто директором, хотя и знал, чей я внук. Но я не об этом.

Наш лагерь находился в двадцати километрах от города в Варзобском ущелье, точнее — в отвилке от него в небольшом ущелье, густо заросшим плодовым и деревьями и было интересно видеть, как на виноградных лозах, перебросившихся с одного дерева на другое, висели гроздья черного винограда. Мы рвали яблоки и виноград, сколько хотели, ходили с черными руками от сока кожуры грецких орехов, которые уже были близки к созреванию — еще бы месяц им повисеть — и кожура легко снималась бы. Но нам ждать было некогда: был конец августа и скоро наша последняя, третья смена, заканчивалась. Обитатели лагеря торопились вдоволь наесться фруктов и орехов. А надо заметить, что ореховым деревьям было не меньше ста лет, они были огромными, ветки начинались далеко от земли и на дерево не залезешь. Поэтому орехи сшибали камнями или палками.

И вот как — то у одного дерева добытчики орехов подняли невероятней шум. Раздавались крики: «Змея! Змея»! Я прибежал на этот гвалт и мне показали на зеленую змею средних размеров, почти распластавшуюся на широкой ветви высоко над нами, а еще выше было гнездо какой — то горной птицы. (В городах в орешниках птицы гнезд не вьют).

Начали решать, что делать? Камнем в нее не попадешь, да к тому же вокруг была жилая зона — камень мог угодить в кого — нибудь из обитателей лагеря и проломить голову. Пионервожатый побежал к директору, чтобы посоветоваться, как спасти птенцов от змеи? А та, надо сказать, затаилась, ожидая, когда мы разойдемся. Неразумная — плохо она знала людей!

Вскоре пришел ослепительно красивый в своей форме и статный директор (это теперь я знаю, что ему в то лето был ровно тридцать один год. В руках у него была новенькая мелкушка. Григорию Игнатьевичу сразу человек пять начали наперебой объяснять, где затаилась змея. «Ага, вижу, — сказал он. — и обернувшись к нам, не скомандовал, а просто попросил: А ну ка отойдите подальше»! Мы отодвинулись всей толпой метра на три — четыре от дерева. Григорий Игнатьевич прицелился и выстрелил. Змея упала со своей ветки. Мы подбежали и каждый был поражен: наш директор попал ей точно в голову. Авторитет его вырос в наших глазах еще выше: сразу видно, боевой офицер, а не штабист(к этому времени мы уже знали разницу между двумя видами офицеров).

А буквально через неделю он потряс нас еще одной вещью: готовился прощальный вечер с костром. И вдруг по лагерю пополз слух: директор приказал приготовить к чаю «наполеон». Кто такой Наполеон — многие из нас знали. А вот что это такое готовят на кухне под названием «наполеон», — не знал никто. Дети войны, в основном из рабочих семей, мы не помнили довоенные времена, а во время война было большой удачей наесться досыта обычного черного хлеба.