Его уже не ждали - [6]

Давидка с трудом расстегнул пряжку. Сразу стало легче. «Да, теперь выпью», — подумал он.

Прицепил ремень к лямке штанишек у самого плеча и, подбадриваемый продавцами, одолел еще два стакана. Мальчик почувствовал, как ему стало трудно дышать. А в графине уже немного воды — еще три-четыре стакана, и «добрый пан хозяин» отдаст Давидке платье…

Вот здорово будет! Давидка представил, как он придет к пани Мартынчуковой и скажет: «Вот вам подарок. Это я для вас в кредит купил». Но вдруг испугался: «А что если пани Мартынчукова не поверит? Конечно, может подумать, что я украл. Она как-то говорила: «Кто обманывает, тот и ворует». А ведь все знают, что меня дразнят брехуном». Но сразу же успокоил себя: «Я побожусь, и пани поверит».

Давидка вспотел от натуги. После каждого глотка по всему телу пробегали мурашки, его знобило, а к горлу подступала тошнота.

«Ой, не выпью», — испугался мальчик, чувствуя, что вот-вот заплачет. Пересиливая себя, снова поднес стакан к дрожащим губам…

Давидка вообще был мастером на всяческие выдумки, за что даже Ромка назвал его лгунишкой. Особенно после того, как Давидка убедил Ромку и Гриця сделать из цветов акации «парфумы».[6] Они побежали на плац Теодора продавать свою «продукцию» и едва не угодили в полицию за «коммерцию без патента и фальшивые парфумы».

Теперь Давидка изо всех сил старался убедить себя, что в стакане вовсе не вода, а сладкий-пресладкий лимонад. Он еще раз глотнул. «Тьфу, какой противный этот лимонад… Но ничего… Еще остался только один стакан…»

— Не могу больше, панцю, — худенькие плечи Давидки задрожали, по щекам покатились слезы.

А продавцы хохотали.

— Го-го-го! Какое у него пузо стало!

— Ему жилет и золотую цепочку!

— Говорят, у нас много нищих. Ха-ха-ха! Разве у нищего может быть такое толстое пузо? Ха-ха-ха!

— Что ж, панычик — банкрот? — насмехаясь, спросил «добрый» пан хозяин. — Уговор дороже денег: не выпил воду — значит нет платья.

Мальчик умоляюще взглянул на «пана хозяина», все еще надеясь, что тот отдаст платье. Ведь Давидка не допил всего стакан… Но «пан хозяин», заметив входящего в магазин состоятельного покупателя, моментально сделал важное лицо и, толкнув Давидку к выходу, бросил:

— Ну, иди, иди, панычику! Сам виноват!

Так и не смог Давидка отплатить пани Мартынчуковой за ее доброту.

Кроме семьи Мартынчуков, Гриця Ясеня, маленького газетчика Антека — сына грузчика, есть у Давидки еще один друг — молодая, красивая, но почему-то совсем седая пани профессорка, которая у себя дома бесплатно обучает детей рабочих. Молочница Юлька раззвонила по всему Подзамче, что пани профессорка ежедневно берет у нее целый бидон молока, а в пекарне (рядом с аптекой на углу Старого Рынка и Волынского пути) каждый день покупает по пятнадцать фунтов хлеба, и не какого-нибудь, а белого, пшеничного. И все это для «школяров». Через год, когда Давидке будет десять лет, пани профессорка обещала и его принять в свою школу.

Давидкины друзья живут на улице Льва, в самой старинной части города, под горой в районе Высокого Замка.

Но кроме друзей, которых мальчик любил, у него водились и враги. Ну, хотя бы этот белобрысый Збышко из двухкомнатной квартиры над каморкой, где ютятся Давидка с дедушкой. Можно подумать, будто это он сам извозчик, а не его отец, пьяница Ян Зюбик. Как бы не так! Отец его и близко к лошади не подпускает — так этому Збышку и надо! Все мальчики на Старом Рынке дразнят его «крыса», хотя, по мнению Давидки, широколицый, курносый Збышко на крысу вовсе не похож. Разве только два передних зуба торчат из-под приподнятой верхней губы, как у крысы.

Когда Давидка был совсем маленький, Крыса никогда не проходил мимо, чтобы не задеть:

— Гей, продай губы на подметку, жиденок!

Или:

— Дай деньги под проценты!

Как будто Давидка был таким богачом, как хозяин их дома Соломон Гольдфельд, владелец большой аптеки и трех каменных четырехэтажных домов. Этот действительно ссужает людям деньги под проценты.

А теперь Крыса начал пускать в ход руки. Он охотится за Давидкой, как кот за мышью. Йой, этот Збышко! Как только поймает Давидку, грозно вылупит маленькие, круглые как у рака глазки и гаркает:

— А ну, реб Давидка, пиши заповит![7] Сейчас я из тебя, жиденок, душу вытрясу, как наш хозяин пан Соломон из моего батька душу трясет, чтоб он с конюшней убирался ко всем чертям.

— Збышко, бойся бога, что я тебе сделал? — жалобно кривился Давидка, так напуганный его свирепым видом, что даже не помышлял вырваться, — ведь Крыса вдвое сильнее. — Йой, не бей меня по голове! Не бей!.. Чтоб я так ослеп, если я могу написать твой заповит, — искренне говорил Давидка. — Я ж не знаю, что это такое… Я ж не умею еще писать… Ты же знаешь, Збышко, пан хозяин скоро и нас с дедушкой выбросит на улицу, нам же нечем платить за квартиру. Йой, не бей… Отпусти… — просил Давидка.

Его мольба тронула бы и камень, только не сердце этого Збышка.

Старый Лейзер Боткин, узнав, как измывается над внуком Збышко, собирался пожаловаться извозчику, чтобы он унял своего сорванца, но в последнюю минуту передумал и сказал внуку:

— Знаешь что, Давидка? Ты лучше скажи Ромке, так будет вернее. У этого мальчика золотое сердце, а голова — так это не голова, а талмуд, чтоб он так был здоров, этот мальчик. Ромка один раз хорошенько проучит этого Збышка, и, чтоб я так мог видеть свет, этот головорез-разбойник больше не будет тебя обижать. Помнишь, как Ромка поколотил тех босяков, которые натравили на тебя пса?