Его семья - [13]

— Петр Васильевич пришел? — спросил Горбатюк у секретарши, которая зашла к нему в кабинет со свежими газетами в руках.

— Еще не прибыли, — ответила та весело.

«Чему она радуется?» — мрачно подумал Горбатюк. Посмотрел на секретаршу, подшивавшую газеты, на ее собранную, стройную фигуру, которую еще больше подчеркивала черная, тщательно выглаженная юбка, и встретился с ее улыбающимися глазами. «Интересно, ссорится ли она с мужем?» — невольно подумал он.

— Вам что-нибудь нужно, Яков Петрович? — заметила секретарша его внимательный взгляд.

— Нет… Ничего… Благодарю вас, Тоня, — сказал Горбатюк. — Хотя вот что… Когда придет Петр Васильевич, скажите мне.

Тоня кивнула головой и вышла, веселая и счастливая.

«Не ссорится», — решил Яков.

Редактор пришел через час и сразу же вызвал к себе Горбатюка.

Поздоровавшись, Петр Васильевич познакомил его с двумя колхозниками — мужчиной и женщиной, несколько неловко чувствовавшими себя в глубоких кожаных креслах, стоявших перед столом редактора. Мужчина, уже пожилой, в серой куртке из грубого сукна и в таких же брюках, внимательно посмотрел на Горбатюка, словно спрашивая, что он из себя представляет. Женщина, с приятным открытым лицом, кое-где уже изборожденным морщинами, была одета несколько лучше. Она смущенно улыбнулась Якову, осторожно протянула ему сложенную лодочкой ладонь.

— Яков Петрович, вам срочное задание, — обратился к Горбатюку редактор. — Необходимо острое публицистическое выступление. Это — Денис Мартынович Засядчук и Анна Васильевна Юхименко, колхозники артели имени 30-летия Октября. Там у них не все благополучно. В правление пролезли кулаки… Ну, об этом вам расскажут товарищи сами. Позвоните также в управление сельского хозяйства и поинтересуйтесь, почему они не реагируют на письма из этого колхоза… Вам, конечно, придется выехать туда.

Петр Васильевич откинулся на спинку кресла. Глубоко обиженный, Горбатюк смотрел мимо него. Ему казалось, что редактор должен понимать, в каком он сейчас состоянии, и не давать ему такого срочного задания. И хоть ему было совершенно ясно, что Петр Васильевич не мог знать ни о вчерашнем случае, ни о его переживаниях, недовольство собственной жизнью и то угнетенное настроение, которое не покидало его, заставляли болезненно воспринимать слова и поступки окружающих.

— Подождите, Яков Петрович, — остановил редактор Горбатюка, когда тот уже выходил из кабинета, пропуская впереди себя колхозников. — Как с материалом о Стропольском районе?

— У меня его еще нет.

— А с Левчуком придется серьезно поговорить, — сказал Петр Васильевич, имея в виду заведующего сельскохозяйственным отделом. — Скажите там, пожалуйста, чтоб его позвали ко мне.

* * *

Дело было сложное и запутанное. И чем больше углублялся в него Горбатюк, тем меньше тревожили его личные неприятности.

Он видел, что, прежде чем написать критическую корреспонденцию, придется проделать кропотливую и значительно более трудную, чем сам процесс написания статьи, работу, которую в газете называют расследованием и которая требует от того, кто берется за нее, немалой выдержки и настойчивости.

Говорил по большей части Засядчук, а женщина сидела молча и все прятала натруженные руки под серый платок.

Она внимательно смотрела то на Горбатюка, то на своего односельчанина, и подвижное ее лицо то хмурилось, то озарялось скупой улыбкой. Порой и она вставляла несколько слов в рассказ Засядчука, удивляя Якова меткостью своих замечаний. «Толковая женщина», — думал Горбатюк, не забывая записывать в блокнот все интересовавшее его.

Колхоз имени 30-летия Октября был одним из самых молодых в области. Он организовался всего год назад, председателем правления избрали пожилого колхозника из бедняков.

На первых порах председатель, по фамилии тоже Засядчук, охотно взялся за работу, а потом запил, связался с пролезшими в колхоз кулаками, и сейчас кулаки эти вредят, где только могут.

— Засядчук — ваш однофамилец? — поинтересовался Горбатюк.

— Как?

— У вас с ним одинаковая фамилия или он ваш родственник?

— Пускай черт ему будет родней! — рассердился Денис Мартынович. — Это ж такая собака, скажу вам, что тьфу!.. Зальет глаза самогоном да и… А кулаки себе и делают, что захотят. Иван Маслюк, тот, которого на конюшню поставили, недавно вот приказал жеребых кобыл запрягать — навоз возить. «Ты что делаешь, добрый человек? — говорю я ему. — Ты свою коняку когда этак запрягал?» — «Так то ж у себя, а тут должен план выполнять, — смеется он мне прямо в глаза. — Сдохни, а план выполни…» Ну и возили, пока кобылы жеребят не скинули… Так что ж это, скажите, как не козни вражеские? Им бы только наше общее хозяйство развалить, к старому людей вернуть… А Семен Маслюк, тот тоже на сестре Ивана Маслюка женат, так он половину колхозного навоза своим людям поразвозил. На огороды ихние, чтоб село на свою сторону перетянуть.

— А люди что на это?

— Что ж люди… Не все еще соз-на-тельные, — медленно произнес Засядчук новое для него слово. — За свое еще держатся, как вошь за кожух, простите за выражение… Вы ж не забывайте, товарищ редактор, один только год колхоз у нас…