Его последние дни - [75]

Военный блокпост — это не шлагбаум и гаишник. Это огневая точка с крупнокалиберным пулеметом, укреплением, рассчитанным на ведение боя в окружении, и бетонными блоками на дороге. Блоки нужны для того, чтобы подъезжающие машины сбрасывали скорость, объезжая препятствия.

И вот однажды подъезжающая машина не притормозила, а, напротив, ускорилась, отчаянно маневрируя между блоками и приближаясь к посту. На приказы остановиться водитель не реагировал, выстрелы в воздух ни к чему не привели. Пулеметчик был вынужден открыть огонь. Первейшая задача солдата — выжить. В уставе вполне конкретно написано, что делать в таких случаях. Машина может быть заминирована.

Пуля, выпущенная из КПВТ, при попадании в человека отрывает конечности или даже разрывает все тело. Машину она не просто прошивает насквозь, а буквально вырывает куски железа, размером с голову. У отчаянного водителя не было шансов. Двигатель разорвало, машина остановилась. Блюющий водитель вывалился из нее на асфальт.

Позже оказалось, что он ехал со свадьбы друга. Пьяный, конечно. Увидел пост, испугался, что отнимут права, и решил проскочить. Его удачи хватило, чтобы остаться в живых и даже ничуть не пострадать. А его жена такой удачливостью похвастаться не могла. Блевал в тот день не только пьяный водитель, но и весь блокпост.

Снова прострелило ухо. Я вынырнул из мыслей и скривился. Звон стал настолько громким, что я не мог разобрать ни одного звука, доносящегося с правой стороны. Я написал на бумажке: «Кто отдал приказ». Зачем-то несколько раз обвел эту фразу.

По телевизору показывали политическое ток-шоу. Собравшиеся в студии люди, кажется, обсуждали какие-то проблемы сообщества мулов и ослов. По крайней мере говорили они на ослином. Что-то ревели с разными интонациями. Мне даже показалось, что у них ослиные уши.

— И-а-а-а-а-а! — заревел мужчина с красным галстуком.

— Иа, иа, иа! — затараторил его оппонент.

Я закрыл глаза и потер лицо рукой. Ну, так и вправду недалеко до дурки. Надо как-то притормаживать свою фантазию. Меня кто-то потряс за плечо. Оказалось, что это Денис. Наверняка он звал меня до этого, но я не слышал, потому что он сидел справа.

— Ужин пора накрывать, говорю. Пойди погуляй пока.

Психи покидали помещение. Какой-то санитар двигал столы. Я кивнул, соглашаясь. Аккуратно собрал листы, вернул ручку и вышел из комнаты досуга.

Помимо истории отца меня занимал еще один вопрос. Архан, родившийся до Андрея. Хотя мне казалось, что я не могу контактировать с ним напрямую. Это значит, что есть какое-то другое условие? Не касающееся Андрея. Какая-то ошибка выжившего?

Я вошел в палату и едва не вскрикнул. На койке недавно выписавшегося горизонтального лежал мертвый мужчина в военной форме. На том месте, где у горизонтального была опухоль, у него зияло выходное отверстие от пули. Я тут же зажмурился и привалился к дверному косяку. Досчитал до десяти и открыл глаза. Конечно же, никого там не было. Надо тормозить воображение, срочно.

— Все в порядке? — спросил у меня Мопс, проследивший мой взгляд.

— Мы в дурке.

— Ну… — смутился он.

Я положил книгу на тумбочку, лег на койку и отвернулся к стене. Закрыл глаза и тут же уснул. К счастью, мне ничего не снилось. Последний раз я так спал в армии. Тот самый случай, когда между командой «отбой» и командой «подъем» не существует времени вообще. Разбудил меня Мопс. Он аккуратно потряхивал меня за плечо.

— Там ужин…

— Угу.

Я резко сел и сразу же понял, что вымок насквозь. Даже по лицу течет пот. Я посмотрел на Мопса, на его лице явно отражалась тревога.

— Что?

— Совсем плохо? — сочувственно спросил он.

— Баня приснилась, — отмахнулся я. — С девками. И знаете, что самое страшное?

— Что? — опешил Мопс.

— В бане был Лев Николаевич.

— Толстой? — совсем растерялся Мопс.

— Угу.

— Так и что страшного?

— Он бородой запутался у девки в волосах, ну, которые там. — Я указал себе на пах. — Представляете, в каком положении оказалась русская литература?

— Какая возмутительная чушь! — побагровел Мопс, крутанулся на месте и пошел на ужин.

Я улыбнулся, но тут же скривился. Снова прострелило ухо. Опять зазвенело. Да когда ж это кончится? Я встал с кровати, подошел к Сычу. Потряс его за плечо. Он, как и ожидалось, не реагировал.

— Пошли, братан, надо есть. Потом разберешься в ваших отношениях с боженькой.

Сыч не двигался. Я вздохнул, лег на бок прямо перед ним, закинул его руку себе на плечо и перекатился с кровати, одновременно вставая на ноги и поднимая Сыча за руку.

— Ну, значит, так пойдем.

— Да я сам, — вдруг сказал он.

Я отпустил его руку. Сыч пошатнулся, пришлось поддержать за локоть. Он смотрел на меня удивленными глазами и то открывал, то закрывал рот, как будто не зная, что сказать.

— Ну так пошли.

Первое, на что я обратил внимание, зайдя в столовую, — быстрый испуганный взгляд Тощего. Он понял, что я его вижу, и весь сжался. Я покачал головой. Переборщил.

Мопс сидел не на своем обычном месте, а в дальнем углу. Всем своим видом он демонстрировал возмущение моей безобидной шуткой, и я решил к нему не подсаживаться. Подавится еще.

Мы с Сычом молча сели за стол. На ужин давали макароны, чуть посыпанные сахаром. Это сочетание всегда казалось мне странным. Я закинул в рот одну макаронину и тут же выплюнул ее. На вкус как земля. Я уставился в тарелку, потом осмотрелся. Все вокруг радостно жевали. Даже Сыч закидывал макарохи в топку, хоть и без видимого удовольствия.