Его последние дни - [70]

Я тут же представил себя на их месте. Вот лежит в кровати приболевший ребенок. Отправить его в школу или нет? Такое решение может принять только взрослый, но взрослых нет, они все уже постарели и умерли, есть только я. А я не знаю, что делать.

В школу меня так и не отправили. Поэтому мне понадобилось довольно много времени, чтобы сообразить, что я не дома, а в психушке. Я сел на койке и долго растерянно осматривал палату. Мозг как будто заново идентифицировал все вокруг.

Вот лежит на кровати молодой парень с неестественно неподвижным для бодрствующего человека лицом. Это Сыч. И потом возникала вся его история, все факты, которые мне о нем известны. Что странно — я, с одной стороны, вспоминал кто он, с другой — как будто терял связь с реальным человеком, начиная воспринимать его скорее как сумму своих знаний и представлений.

Сыч выглядел точно так же, как при нашей первой встрече, — плохо. Почему-то вернулся в категорию горизонтальных, хотя и был уверен, что его вот-вот выпишут. Интересно, с чем связан такой регресс? Неужели разговор с Мопсом его так разложил?

Мопс, кстати, сидел на своей койке и читал мою книгу. Судя по тому, что он добрался до рукописных листов, я спал очень долго.

В палату вошел мужчина в черном деловом костюме, и я не сразу узнал в нем Сержанта. О воротник и манжеты его рубашки можно порезаться, даже если просто неосторожно смотреть на них. А в наполированных до зеркального блеска туфлях отражалось прекрасное светлое будущее.

Сержант подошел к своей тумбочке, открыл ее и заглянул внутрь. Параллельно он говорил с кем-то по телефону через наушники.

— Завтра выхожу. Да. Мне нужны данные по этому мероприятию. Положите на мой стол в синей папке. Еще мне нужен отчет по прессе. Да, в черной папке. — Он наконец нашел то, что искал.

Как ни странно — это оказалось обручальное кольцо. Сержант надел его на палец и пару раз сжал кулак, как бы проверяя, не мешается ли, достаточно удобно сидит, не нарушает какой-нибудь ГОСТ, согласно которому зазор между кольцом и пальцем не должен превышать столько-то миллиметров.

— До связи, — сказал Сержант собеседнику и нажал пальцем на наушник, сделавшись похожим на какого-то секретного агента.

Он осмотрел палату, встретился со мной взглядом и улыбнулся из вежливости. Я почувствовал себя жалким на его фоне. Мятый, небритый, в спортивном костюме с вытянутыми коленками.

— Ну что, до новых встреч? — усмехнулся Сержант.

— Я бы предпочел в другой обстановке, — ответил Мопс. — Но буду рад встретиться и тут.

— А как вы так… быстро? — спросил я зачем-то.

— Я всегда на две недели ложусь. — Сержант пожал руку Мопсу и направился ко мне. — Я же говорил, что скоро выписываюсь.

Я только сейчас понял, что он даже в дурку заезжает на четкий срок. И наверняка по определенному расписанию, чтобы рабочие процессы не нарушать. Да еще и к конкретному врачу, вероятно.

Я задумался: а что, собственно, изменилось в нем? Он такой же идеальный, педантичный и организованный, как и пару дней назад. Вот он вернется на работу, и там наверняка все будут рады, что пришел человек, у которого все систематизировано, отлажено и буквально разложено по папочкам. То есть здоровый человек — это псих, который умеет использовать свою болезнь себе во благо?

— Приятно было познакомиться. — Он протянул мне левую руку, и я невозмутимо пожал ее. — Успехов в творчестве.

— Там не бывает успехов, — буркнул я. — А все, что связано с успехами, — это уже не творчество.

— Вам виднее.

Сержант посмотрел на Сыча, подумал несколько секунд, но решил, его не тревожить. Вероятно, предположив, что если бы у него были силы и желание попрощаться, то он бы как-то отреагировал на происходящее. Сыч, конечно, не реагировал. Он даже не моргал.

— Удачи, мужчины! — Сержант изобразил что-то среднее между взмахом руки и воинским приветствием и вышел из палаты. Получилось очень красиво, уверенно и четко.

— Могу поспорить, он репетировал это, — сказал я, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Не думаю, что найдется псих, который будет утверждать обратное, — заметил Мопс.

Мне понравилась неоднозначность слова «псих» в этой фразе. Получилось красиво. Как блестящий сколами камушек среди гальки.

— Неплохо, — признал я.

— Пожалуй, — не стал скромничать Мопс.

Он вернулся к чтению. Но я уже видел, что у него в руках последняя страница, и поэтому стал ждать вердикта. Он ведь не сможет промолчать.

— Знаете, — сказал Мопс через минуту, — я ожидал худшего.

— От себя или от книги?

Мопс посмотрел на меня со снисходительной улыбкой:

— Вы же понимаете, что я не ошибся с формулировкой. Зачем вы ёрничаете?

И вправду. Чего это я? Он просто сказал о своих ожиданиях, а не о книге.

— Не знаю, если честно.

— Хотите, я не буду ничего говорить о книге? — предложил Мопс.

— Не хочу.

Он медленно сложил листы в одну стопку и подровнял ее края, как будто заразившись от Сержанта страстью к порядку.

— Это не шедевр мировой литературы, но она имеет право на жизнь. По нескольким причинам. Во-первых, скоро возникнет спрос на тему отношений с отцом.

— Ага, а Тургенев в одиночку с ним не справится, — усмехнулся я.

— Будет масса фильмов и книг на эту тему, — полностью проигнорировав мою фразу, продолжал Мопс. — И было бы неплохо оказаться в этой волне. Во-вторых, она показывает тему с неожиданной стороны. Неприятной, противоречивой, но тем не менее.