Его последние дни - [68]

Ну да, логично. Где еще может понадобиться такая страсть к точности и порядку, как не в протокольной службе.

— И как это влияет на… ваше состояние? — Я не смог удержаться от этого вопроса.

— Негативно. То, что здесь является явным признаком сумасшествия, там признак ответственного отношения к выполнению непосредственных обязанностей.

Я хохотнул. Сержант поддержал мое веселье скромной полуулыбкой. Удивительный парадокс. То, что в дурке плохо, — на гражданке хорошо. Я представил, как перед началом какого-то мероприятия с первыми лицами Сержант ходит по залу и лично поправляет ручки, бумажки, бутылки с водой. Идеально ровно выставляет стулья, выверяет все с точностью до миллиметра. Идеальный директор протокольной службы.

— А вы сначала на работу устроились, а потом… — Я замялся, пытаясь подобрать необидную формулировку.

— Нет, я всегда такой был. Все ровно, все четко, все по графику и по правилам. Но на работе это вышло на новый уровень. Я как бы попал в среду, где мои склонности не только не порицаются или не становятся предметом шуток, но и поощряются. Ну и в какой-то момент меня понесло. Захожу домой, меня дочка встречает. Ей лет семь было. Радуется, посмотри, папа, что я в школе нарисовала. Показывает что-то, рассказывает. А я не могу взгляд оторвать от ее косичек. Несимметрично они заплетены. Вообще я не умею плести косы, но… Пришел в себя минут через сорок примерно. Жена на меня кричит, дочка плачет. А я все пытаюсь ровно косички заплести.

Он замолчал. Нам пришлось подвинуться, пропуская мимо делегацию, транспортирующую горизонтального. В палате сразу стало пусто, но не столько из-за того, что ушли сестры, санитары и доктор. Скорее потому, что пустовало место, на котором раньше лежал горизонтальный. Это была какая-то точка стабильности. Что бы ни происходило, кто бы где ни находился — он всегда был тут. Я вдруг понял, что всегда имел это в виду. Шел в столовую и знал — горизонтальный в палате, мыл руки, знал то же самое. А теперь стало пусто и грустно.

— Не то чтобы я не знал, что делаю, или совсем себя не контролировал, как в кино. Мол, раз — и сорок минут прошли без моего участия. Нет, я все понимал. Просто эти косички казались мне чем-то очень важным. Я их расплетал, заплетал и пытался всем объяснить, что нет ничего важнее. Что они обязательно должны быть симметричными! Ну вот. Потом лечение, терапия, лекарства. Раз в пару лет опять накатывает, но я уже заранее замечаю признаки, что скоро с катушек съеду, и ложусь в дурку.

— Соболезную, что ли, — неуверенно протянул я.

— Да нечему. — Он сказал это таким тоном, что я ему поверил. — Прекрасно живу, занимаюсь любимым делом. Когда крыша подтекает, приезжаю развлекаться сюда. А тут могу хоть всю больницу по линейке поставить, никто и не возразит. Так что даже какого-то преодоления не случается.

— Звучит как-то… слишком хорошо.

— Пойду руки помою. — Он вышел из палаты.

В палате, кроме меня, остался только Сыч. Он тихонько посапывал на своей койке. Я помялся, не зная, чем себя занять. Исключительно от скуки взял распечатку своей книги и стал пролистывать. Жалко даже. Вроде неплохая была идея. Концовки только нет приличной. Ну и нудновато. Да и сюжет хромает. А все остальное нормально.

Я увлекся чтением, автоматически отмечая места, которые надо переделать, и в итоге вошел во вкус. Решил, что все-таки нужно дописать ее.

Взял листы и пошел в комнату досуга. К этому времени завтрак закончился, и санитары навели порядок. Большая часть психов отправилась на занятия, поэтому в комнате царила тишина. Только Мопс читал что-то в углу под присмотром Дениса.

— Дашь ручку? — спросил я у него. — Мне доктор разрешил. Сказал, под присмотром можно.

— Ну, раз доктор разрешил, — протянул он каким-то странным, уважительным тоном. — А тебе зачем?

— Писать.

— Ну понятно, что не в жопе ковыряться, — усмехнулся он. — Чего писать собрался?

— Книгу, — коротко пояснил я.

— Прям вот сядешь и напишешь? — хитро прищурился Денис.

— Уже написал. Осталось только на бумагу выложить.

Он присмотрелся к листам, которые я держал в руке.

— Это она? — Да что у него за интонации такие?

— Да.

— А можно посмотреть? — Денис спросил это с каким-то даже пиететом.

И я отметил про себя формулировку — не почитать, а посмотреть.

— Держи. — Я сдержался и не стал его подкалывать, что картинок в книге нету.

Денис аккуратно взял стопку листов и положил их перед собой на стол. Покачал головой и посмотрел на меня с уважением.

— Нормально так, приличная толщина-то. — Он достал из кармана халата ручку и протянул мне. — Я вообще по книгам не очень, но понятие имею. Уважительно отношусь.

— Эм-м… Здорово. — Я не знал, как реагировать на его слова.

— Я думал, ты дурак совсем, ну, мол, выдумал, что ты писатель. Ты не обижайся, я тут всякого насмотрелся. Не обессудь.

— Да ничего.

Я взял ручку и сел за стол. К этому моменту желание дописывать эти несчастные главы уже улетучилось. Но теперь в присутствии Дениса я не мог себе позволить изменить свое решение. Мне казалось, что будет неправильно вернуть ему ручку и уйти.

Пришлось начать неторопливо записывать. Вообще, у меня еще теплилась надежда, что в процессе что-то поменяется. Найдется другая концовка, какой-то новый смысл, неожиданный поворот. Такое бывает, когда текст ложится на бумагу.