Его последние дни - [36]

Я лег на койку и уставился в потолок. Утром я отсюда выйду. Осталось продержаться часов восемнадцать. Надо признаться, что Розенбаум меня разозлил. Все эти пассажи про прощение больше подошли бы какому-нибудь проповеднику, чем доктору.

Я тут же представил его в образе проповедника, где-нибудь в библейском поясе США. Он, конечно же, стоит в воде в белом облачении и крестит сектантов. «Впусти Иисуса в свое сердце и прости этот мир во искупление грехов» — и окунает темнокожую женщину средних лет в воду.

А ночью, после ритуала, сектанты собираются у костра, и Розенбаум достает гитару. Ему кажется, что эти люди тут потому, что он хороший проповедник, а на самом деле они хотят послушать, как он поет. Ради этого даже готовы терпеть все эти религиозные процедуры. А бога они находят в музыке и пении, но сам Розенбаум не видит этого в упор.

— Собираемся на обед. — Мои мстительные грезы прервал голос санитара.

Сержант прямо-таки подскочил и быстрым шагом вышел из палаты. Мопс кинулся следом. Я вздохнул, сел на кровати и посмотрел на Сыча. Тот не шевелился, даже дышал как будто через раз.

— Братан, проводи до столовки, — попросил я его.

Но повторить свой трюк мне не удалось. Впрочем, я особо и не надеялся. Я подошел к его кровати и аккуратно приспустил одеяло, чтобы удостовериться, что он не спит. Сыч лежал с открытыми глазами и смотрел в одну точку. Не уверен, что здесь уместно слово «смотрел», поскольку его взгляд ни на чем конкретном не фокусировался. Я разглядывал, как медленно сужаются его зрачки, реагируя на свет. Мне показалось, даже слишком медленно, неестественно. Но я же не врач, могу и ошибаться.

— Вставай, надо есть, — сказал я, сам не понимая, зачем пристаю к бедолаге. — А то все сожрет Похититель Ложек. Станет сильнее и сможет похищать что-нибудь посерьезнее, чем столовые приборы. Салфетницу, к примеру. А если уж совсем разожрется, то позарится и на стул. А там пиши пропало. Садишься за стол и падаешь, потому что стул исчез. Это мы понимаем, что дело в Похитителе Ложек, а за пределами дурки люди не в курсе надвигающейся угрозы. Офисные сотрудники, топ-менеджеры, политики. Вот, например, Лавров приезжает на переговоры, садится за стол и на глазах у всех журналистов падает на пол. Стыд, позор, там и до войны недалеко. С Новой Гвинеей.

— Почему именно с Новой Гвинеей? — хрипло, но, как ни странно, заинтересованно уточнил Сыч.

— Ну… Национальные костюмы у них там интересные.

— Почему именно Папуа?

— Да просто первое, что в голову пришло, — признался я. — А что?

— Да так. — Он сел и медленно, лениво нащупал ногами тапочки. — Родня у меня там.

Сыч встал и, шаркая ногами по полу, поплелся в столовую. Я пошел следом, гадая, какие родственные связи могут быть у Сыча и папуасов. Может, его отец — вождь какого-нибудь племени. Тут же представил похожего на Сыча мужчину в национальном костюме.

Развлекая себя придумыванием истории вождя, русской девушки и их приключений, я дошел до столовой, отстоял очередь, получил положенную мне порцию еды и уже собирался сесть за стол. Но мои фантазии прервал сильный толчок в плечо. Я не успел среагировать. Все, что было на подносе, взлетело в воздух и обрушилось на пол. Зазвенела посуда, загремела ложка, глухо задребезжал поднос.

Я медленно поднял глаза, чтобы посмотреть на того, кто меня толкнул, и тут же все понял. Прямо передо мной стоял и нагло лыбился мой тощий знакомый. Он сунул руки в карманы и чуть отклонил корпус назад, если не сказать наоборот — выкатил вперед свои яйца.

— Специально? — спросил я, давая ему шанс все переиграть.

— Если да, то че? — чуть наклонив голову вперед и вытянув шею, поинтересовался он.

Я подошел к нему вплотную. Он не испугался, не сделал шаг назад, напротив, чуть подался вперед. Давать заднюю уже поздно, поэтому я молча ткнул его правой рукой в челюсть. То ли апперкот получился превосходным, то ли оппонент совсем не ожидал удара, но конфликт на этом закончился. Громко клацнув зубами, Тощий сел на жопу, прямо в лужу супа.

Психи загалдели. Судя по интонации, многие одобряли мой поступок, кажется, кто-то даже аплодировал. Подоспевший на шум санитар тут же схватил меня за шкирку, я не сопротивлялся. Другой поднимал Тощего. Тот встал, но на ногах держался нетвердо. Взгляд расфокусированный, выражение лица туповато-расслабленное. Хороший все-таки удар. Это ему еще повезло, что он язык не прикусил.

Санитар тащил меня за шкирку из столовой, пока я рассматривал последствия стычки. Но это длилось недолго.

— Все, хватит, сам пойду! — Немного подумав, добавил: — Нормально все, я не буйный.

Санитар с подозрительной легкостью мне поверил и отпустил. Я смог разглядеть его лицо. Оказывается, из столовой меня выволок мой утренний знакомый — Холмс. Как ни странно, он, кажется, не злился и смотрел с некоторым сочувствием.

— Иди в палату пока. Сейчас тебя зав воспитывать будет.

— Этот черт, — я указал рукой в сторону столовой, — всех уже достал?

— По мелочи, но да. Пойди посиди. С завом не спорь. Скажи, мол, так и так, достал тебя. Больше так не будешь.

— А то что, выгоните? — не сдержался я.