Его любовь - [56]

— Ладно.

— Так я буду ждать…

— Хорошо.

Она пошла, стараясь держаться прямо, чтобы никто не мог понять, что между ними произошло что-то недоброе.

«Боже, — думала она, — есть ли правда на свете, за что такое унижение и как можно на верность отвечать черной неблагодарностью? Нет, Михаил придет, должен прийти, и все уладится. Разве можно мгновенно разлюбить? За неудачное слово, за непреднамеренный поступок? Кто знает, может быть, и можно».

Она так верила и так ждала счастья, даже не представляя себе, в чем же оно, это самое счастье. Не в том ли, чтобы быть всегда рядом с тем, кого любишь, и чтобы он любил тебя, только тебя, тебя одну, и больше никогошеньки?.. Как будто бы так все и складывалось, и вдруг… исчезла любовь. А была ли она? Но неужели все то, что было между ними, может называться как-то иначе?

Придет Михаил, и все станет ясно.

А он не пришел.

Сидела Надийка на скамейке еще пять минут после назначенного времени, десять, пятнадцать… Но никто не появлялся, не затарахтел мотоцикл, не слышались знакомые твердые шаги, не окликал громкий голос: «Медицина на месте?»

Сидела Надийка одинокая и поникшая, уставившись в так и не законченное равенство, вырезанное на спинке скамьи… Нет, не «сын» здесь нужно дописать и не «любовь», а «измена».

Понимала, что Михаил не придет, а все-таки ждала. Никак не могла себе представить, как будет жить без него — и она, и то, другое, существо, появления которого ожидала, теперь с не меньшим трепетом.

Действительно, как жить дальше, как смотреть людям в глаза, верить им? Столько у нее друзей, родных, близких, а вот всего один человек ушел, один-единственный, и — вокруг пустота, будто никогда и не было никого на всем белом свете.

Что же ей теперь остается?

Бегать следом, унижаться, как Юрко перед нею?

Нет, не станет она этого делать: любовь на коленях — не любовь.

И все-таки пошла к конторе еще раз. Знакомой машины не заметила. Сказали ей — в гараже, на профилактике. Пошла туда, попросила вызвать Михаила, но ей передали, что он очень занят — срочный ремонт — и выйти не сможет. Точно так же, как она ответила через санитарку Юрку: «Операция… занята…»

Больше никаких пояснений не требовалось: Михаил избегает ее, видеть ее не хочет.

Возвращаясь в больницу, бездумно свернула к знакомой скамье. И снова бросились в глаза две вырезанные буквы.

Нагнулась, схватила горсть земли и принялась торопливо замазывать эти буквы, хотя это было бессмысленно. И вспомнилось, как внезапно тогда помрачнел Михаил, как размеренно, механически складывал нож.

8

Над дверью будочки электриков, под самой крышей, свила гнездо ласточка, и Юрко часто засматривался на доверчиво высовывавшихся оттуда птенцов.

Так вот, задрав голову, стоял он однажды, наблюдая за ними, и услышал:

— Ты смотри, опять Михаил на своей тарахтелке! — крикнул кто-то из ребят.

Юрко вздрогнул.

— С ним другая уже!

— Опять в лес, в Дедову балку.

— Куда же еще! Место проверенное.

— Вот сатана! Меняет, как перчатки.

Что ж это получается? Может быть, это не Михаил? Нет, он. Его квадратные плечи, грудь колесом, длинные руки и черная шевелюра. Михаил, он и есть. Да вот сзади-то не Надийка, а другая!

Мотоцикл взвихрил пыль и потонул в ней, словно торопился поскорее спрятаться от людей.

Юрко пытался сообразить, что же произошло?

Михаил поехал в лес с другой конечно же только для того, чтобы досадить Надийке, раззадорить ее. Не иначе.

Значит, сейчас ей особенно нужны теплые слова, сердечное сочувствие.

И, забыв обо всем на свете и даже не поставив на место чемоданчик с инструментами, Юрко бегом помчался к Надийке.

Вот и колодец, вокруг которого бродил он в тот злосчастный вечер, когда подрался с Михаилом. А вот и ворота с калиткой. К ней всегда приближался Юрко с необъяснимым трепетом и, как ни уговаривал себя не волноваться, ничего не мог с собой поделать и обязательно останавливался, чтобы перевести дух.

Надийки дома не было, была только ее мать.

По тому, как она посмотрела на него, как поздоровалась — словно нехотя, после долгого молчания — и сразу же снова отвернулась к печке, Юрко догадался, что действительно произошло что-то серьезное. Раньше ведь мать Надийки встречала его приветливо и радостно, как всякая мать встречает парня, который ей нравится больше, чем избранник дочери. Всегда долго разговаривала с ним, жаловалась ему на Надийку, которая-де не считается с ее мнением, хотя к советам материнским прислушаться никогда не мешает, ведь то, чего дети не понимают, матери чувствуют сердцем. Говорила — с первого взгляда не понравился ей Михаил. А он, Юрко, ей по душе — о таком смирном и совестливом зяте только и мечтает.

Вздохнула женщина и сказала:

— Ох, чуяло, чуяло сердце, что так будет, так оно и вышло…

— Как?

— Бросил ее Михаил. И уехала она из дому…

— Куда? — вырвалось у Юрка.

Мать заплакала. А когда успокоилась, так на его вопрос и не ответила. О Михаиле говорила. Болтает он, что жениться ни на ком не собирается, а в том, что девчата сами к нему льнут, не его вина. И верно, липнут, липнут к нему, будь он неладен. И что только в нем находят? Видели — опять какую-то дуру в лес на своей тарахтелке возил. Соседка мне говорит — сходи-ка ты в милицию, пускай у него мотоциклетку отберут, а не то всех девчат в селе перепортит. А не отберут, так я, говорит, сама ему, бугаю окаянному, колеса шилом проткну, ведь и у меня дочка — хоть и без паспорта пока, а красивая.