Его любовь - [124]

За этим и застал ее Тарас. Он удивленно улыбнулся и сказал негромко, так, чтобы слышала только она:

— Для ангела занятие не особенно поэтичное…

Княжна Варвара вспыхнула, пробормотала что-то невпопад. Ведь, судя по шутливому замечанию Тараса Григорьевича, он уже прочел ее послание.

Тарас заметил ее замешательство и поспешил заговорить о другом. Старая княгиня, хотя и так все хорошо уловила, однако еще и через лорнет взглянула на молодых людей, будто желала убедиться, что не ошиблась.

Кто-то завел речь о слепом поэте Козлове, и Шевченко вызвался почитать вслух что-нибудь из его стихов.

Глафира охотно сбегала в библиотеку, которая была возле ее мастерской, принесла тоненькую книжечку в картонном переплете, и Тарас прочел несколько отрывков, как умел читать только он, — страстно сопереживая.

Княгиня растрогалась и поблагодарила за то, что Шевченко внес в их дом столько приятного, добавив: ей очень хотелось бы, чтоб их добрые отношения ничем не омрачались. И даже княжна Варвара, которая привыкла понимать ее с полуслова, на этот раз не уловила, намекает она на что-либо или говорит без задней мысли.

А княгиня действительно намекала Шевченко, надеясь, что поймет ее не только он, но и Варвара, потому что, хотя ей и нравились стихи Козлова и чтение Шевченко, она не просто слушала. Она успела отметить и взволнованность зардевшейся во время чтения Варвары, ее зачарованные, широко раскрытые глаза, которые были с восторгом устремлены на чтеца. Нет, недаром ей, правда туманно, но довольно настойчиво, давали понять, что Варвара чахнет и страдает из-за Шевченко.

Поближе разглядев, а особенно услышав этого знаменитого поэта, княгиня пришла к убеждению, что он, несомненно, может очаровать ее дочь — пусть и не восемнадцатилетнюю, однако еще достаточно молодую и пылкую. Но кому нужно запоздалое увлечение человеком, который хотя и достиг популярности и признания, но все же в прошлом крепостной, да и теперь не имеет ни устойчивого положения в обществе, ни средств. Не исключено, что Варвара была бы с ним счастлива, но что скажут многочисленные знакомые во всей России, что подумает государь император, с которым они состоят хоть и в дальнем, а все же в родстве, о роде князей Репниных?

Варвара Алексеевна сама не забывала и другим любила напоминать, что она внучка гетмана Кирилла Разумовского, отставного фельдмаршала, екатерининского вельможи, что и яготинские тысячи десятин земли, и десятки тысяч крепостных — все это ее собственность. Правда, тот же Кирилл Разумовский был сыном простого черниговского казака из Козельца и хранил в своем кабинете кнут, которым отец его погонял волов. А вот об этом Варвара Алексеевна старалась не вспоминать. Она сочувствовала бедным, помогала им, пристраивала сирот, была учредительницей Полтавского женского института, и когда ее муж вместе со своим братом Сергеем Волконским выкупали из крепостничества талантливого актера Щепкина, она молилась, чтобы бог помог им в этом добром деле. Однако чтобы ее собственная дочь вышла замуж за бывшего крепостного — такого не представляла себе и допустить не могла.

В свое время она приложила немало усилий, потратила столько здоровья, не посчиталась ни с чем, а вовремя оборвала все связи между юной Варварой и двадцатилетним адъютантом князя Львом Баратынским, хотя они и горячо любили друг друга.

С тем браком еще как-то можно было бы примириться, и то княгиня его не допустила, как явный мезальянс. А теперь придется все усилия употребить, чтобы удержать дочь от безрассудства, уберечь свой род от всеобщего порицания и дурной славы.

Сейчас, видно, это уже будет нелегко, придется улаживать дело тонко и незаметно. Княгиня опасалась какой-либо нетактичностью или чрезмерным давлением подорвать и так слишком слабое здоровье дочери, а главное, окончательно убить ее робкие упования на какое-то еще предстоящее личное счастье, о котором она продолжала грезить. Хорошо помнилось княгине, как изменилась Варвара после истории с Баратынским — какой стала резкой и раздражительной. Ведь именно с тех пор в глазах ее появилось выражение постоянной печали и настороженности.

Когда все начали расходиться из гостиной, княгиня заметила, как Варвара, внимательно наблюдая за Шевченко, норовит остаться, очевидно желая поговорить с ним наедине.

Почувствовав на себе материнский предостерегающе-вопросительный взгляд, княжна сделала вид, будто задержалась в гостиной, чтобы взять кое-какие книги.

Что ж, присматривать за ней, как за девочкой, неудобно, и Варвара Алексеевна, неторопливо спрятав лорнет, ушла, решив у себя в комнате более обстоятельно все обдумать, чтобы и со своей стороны не допустить какую-нибудь глупость.

А Варвара и в самом деле ждала Тараса.

— Вы не сердитесь на меня? — тихо спросила Варвара.

— Ну что вы, нет, конечно, — сказал Тарас. — Я вам искренно благодарен.

Но ни слова его, ни тем более тон, каким они были произнесены, не показались Варваре убедительными. Она стояла смущенная и тревожно ждала чего-то еще, настоящего, самого важного, что, по ее мнению, непременно должен был бы сказать Шевченко, прочитав ее признание. Но Тарас Григорьевич только печально улыбнулся и вышел из гостиной..