Египетский роман - [43]

Селеста обиделась, что он не отвечает, и решила, что ей тоже нужна пауза. Она никогда еще не впускала мужчину в материнский дом, и теперь ей надо было о многом подумать.

Президента, отправленного в тюрьму, не приговорили к смертной казни, чего, по мнению некоторых, он заслуживал, но отпустили домой по состоянию здоровья. Постепенно выяснилось, что новый президент тоже не пользуется всенародной поддержкой, и началась новая революция. Улицы стали еще опаснее, чем раньше, и Селеста не возвращалась в зоопарк и не отвечала на звонки. Она не отреагировала ни на одно из сообщений, оставленных ей Фаридом на автоответчике. Это его очень раздосадовало, но он терпеливо ждал конца месяца. Наверняка у нее найдутся дела для него.

Действительно, в конце месяца она его вызвала. Три часа они сидели на балконе, и она доставала папку за папкой, которые никто из них еще не видел. Большая часть документов была на арабском, некоторые на английском и на немецком – как раз швейцарские счета. Он принес калькулятор с бумажной лентой. Они засели за расчеты.

Он сосредоточенно и серьезно занимался делом. Селеста не осмеливалась ему мешать.

– Много людей должны тебе деньги, ты это знаешь? – спросил он.

Так он стал ее коллектором, и в нескольких случаях ему удавалось наверстать пропущенные платежи за целый год. Всюду, где он появлялся с ее доверенностью, перед ним распахивались все двери в реальном мире и все файлы в мире виртуальном. У него имелись серьезные причины копировать эти файлы в свой ноутбук, где всегда было открыто окно, подключенное к установленным в зоопарке камерам, так что он постоянно был в курсе того, что там происходит.

Каким небесным даром стал для нее лысеющий мужчина, думала Селеста. Теперь она платила ему неплохой оклад за все, что он для нее делал, причем уже официально. Он всегда внимательно ее слушал. Они совещались и принимали решения. Разумеется, все очень вежливо и культурно. Наконец-то у нее есть мужчина, который, в довершение ко всему, говорит ей, что делать. Он говорит «мы», имея в виду ее и себя.

Но вскоре их мирок снова зашатался. Произошел очередной переворот, и армейские подразделения атаковали его противников, утверждавших, что их президент был избран демократическим путем. Погиб пятьдесят один демонстрант. Аль-Амрави, стоявший за новую власть, был потрясен резней. Через восемь дней после того, как армия открыла огонь по противникам переворота, он вышел из дома вместе со своим ноутбуком, и с тех пор от него не было ни слуху, ни духу. Возможно, он погиб, попав в перестрелку, и был похоронен в безымянной могиле? Селеста пару раз ходила в полицию, но не нашла его и так и не узнала, что с ним стряслось. Неизвестно также, не уходили ли раз в два-три месяца деньги с одного из ее полузабытых банковских счетов. Во всяком случае, она этого не замечала.

Глава 15 Люсия

Полная и подлинная история Люсии не подлежит огласке, но все-таки несколько слов о ней сказать можно. Свои леопардовые туфли она купила в том самом магазине, где делала маникюр и педикюр, на улице Царей Израилевых, напротив площади Рабина и здания тель-авивского муниципалитета. Когда ей исполнилось пятьдесят, после долгих, почти невыносимых мучений она переехала в квартиру на проспекте Хен. Изначально это была трехкомнатная квартира, которую переделали в люкс, состоящий из спальни и гостиной, соединенной с кухней. Она прожила в ней меньше двух лет.

В последние дни, хотя она и родилась в Буэнос-Айресе и знала испанский, португальский, английский, французский, итальянский и основы санскрита, а также в совершенстве владела ивритом, она примирялась со своей судьбой именно на арабском и не раз тихо повторяла «Аллах акбар» хриплым и глубоким голосом.

В сущности, как только ей стало известно о болезни, она пристрастилась к речитативу муэдзинов. Она любила в основном муэдзинов из заброшенных уголков пустыни. Они помогали ей выносить холод одинокой смерти. Вскоре она научилась напевать их мелодии в самых разных вариациях: муэдзин забытой Богом деревни в Сахаре, муэдзин-экстремист, подстрекающий к бунту, муэдзин умеренных взглядов в тихий день, когда на душе у него неспокойно, и так далее.

Покидая квартиру, чтобы уже в нее не вернуться, она всюду оставила свет, который так и горел все это время. Только через день после ее смерти туда приехала ее подруга-психиатр и погасила свет.

Пока она умирала, там горели все лампы и днем, и ночью.

На второй день госпитализации она вызвала парикмахера, чтобы приготовиться к парику и процедурам. Парикмахера звали Джеки. Он сделал ей короткую прическу и сказал, что подберет парик бесплатно. «В этой стране таких, как ты, больше нет», – то и дело повторял он.

Квартира долго пустовала. Лишь через семь месяцев хозяйке квартиры – польской уроженке, владелице преуспевающего кафе – удалось снова сдать ее.

Агония продолжалась четыре дня. Два дня Люсия была в сознании и еще два дня без сознания. Каждый выдох сопровождался болезненным стоном. В первые два дня, когда она еще была в сознании, лежавшая рядом с ней старушка из России попросила оставить разделяющую их занавеску открытой и не задергивать, но Люсия заупрямилась: