Егеренок - [24]

Отец чему-то усмехнулся, но расспрашивать не стал.

— Айда на озера, Ромка, я тебе кой-что интересное покажу. Руслана не возьмем, в лодке какая ему прогулка.

— Ага, сейчас, только ружье возьму.

— Это зачем же? Охотничий сезон закрыт.

— Как же без ружья, в лес же идем, а там зверья полно!

— Ну и пусть себе зверье по лесу ходит, нам-то что? Ты зверя не трогай, и он тебя обойдет, вот и согласие.

Через час Ромка с отцом уже плыли вдоль зеленых берегов дальних малознакомых озер. Вода так сверкала на солнце, словно все озера были усыпаны новенькими гривенниками. Ветер приятно холодил кожу на лице и на груди, воздух над водой не утратил еще утренней свежести. Пряно пахли прибрежные травы.

— Скоро косить будем… Эх, с детства люблю сенокос, никакой работы лучше нет, — тихо сказал отец. Его медлительный, но цепкий взгляд обводил кромку берегов, кудрявую поросль на островках, глаза щурились от блеска воды, а на обветренном, с потрескавшимися губами лице дрожали и переливались светлые блики.

Ромка разнежился, привалился к корме и бросил руль. Приятно вот так полулежать в лодке и, чуть сощурившись, смотреть в озерную даль: она кажется таинственной и бесконечной, как неведомая страна. Наступает сладкая истома, чуть дремлется, и кажется, что тебя колышет в люльке кто-то неведомый, но очень, очень добрый.

— Смотри, смотри! — указал вдруг отец на берег.

Ромка выпрямился. На полянке, неподалеку от корявой ветлы, вытянув узкую чернополосую морду, на них смотрел барсук. Он сердито чихнул, хрюкнул и забрался в нору.

— Видишь, видишь, ему ровным счетом начхать на нас с тобой! У него своя жизнь, свои заботы, Роман, а ты говоришь ружье-о.

В эти прекрасные минуты Ромка чувствовал, что в нем рождается новое отношение к природе и всему живому в ней. И это чувство было совсем не похоже на то, которое возникает на охоте, когда руки крепко сжимают ружье.

По всей огромной территории заповедника Лыковщина простирается дремучее царство зверей и птиц. И если бы не тревожили это царство браконьеры, зверь и птица привыкли бы к человеку и стали искать у него защиты. А ведь будет так когда-нибудь, будет, не зря мыкается по угодьям отец, не зря не спят по ночам бойцы Пионерского дозора. А пока… Ромка слышал от отца горький рассказ о том, как во время осенней охоты на лосей по лицензиям в охотничьих угодьях, граничащих с Лыковщиной, заслыша первый выстрел, лоси и медведи идут в заповедник спасаться. Но увы, горе-охотники разгадали тактику зверей, становятся вдоль границы заповедника и встречают спасающегося зверя огнем.

— А вон там, смотри, Ромка, ондатровый заказник, — показал отец на низкий, весь заросший рогозом и вербой островок посреди озера. — Туда весной повадились браконьеры, серой ондатру выкуривали из нор. Поймал бы я их, да только с этого островка далеко вокруг видно, не подойдешь незаметно, а у браконьеров лодки с моторами, у паразитов.

Отец сейчас был Ромке очень близким и родным. Был бы он всегда таким — ласковым да спокойным…

— А теперь поплывем в одно озерко, там живут редкостные зверьки. Недаром заказник и там сделан.

— Что это за зверьки такие диковинные? — лениво спросил Ромка.

Отец засмеялся.

— Увидишь, если повезет. Во всяком случае, таких зверьков ты еще не видел.

Ромка попрямее уселся на корме и взялся за руль. Отец веслами толкнул лодку в узкую протоку и теперь греб размашисто и споро.

Пробираться через саму протоку пришлось с помощью рук, цепляясь за камыш, зато недолго: уже через несколько минут они выплыли в небольшое, заросшее высоченным рогозом, осокой и кувшинками озерцо. По всей его площади белыми кострами на солнце вспыхивали красивые купавы — водяные лилии.

— Теперь замри, — отец осторожно сложил весла. — Смотри внимательно в воду у берега.

Вода в этом озере была совсем прозрачной, может быть, потому, что озеро было со всех сторон закрыто от ветров и буря никогда не взмучивала его воды, а может быть, от бесчисленных донных родников. Ромка догадался, что надо смотреть прямо в глубь воды, тогда дно и его таинственные обитатели становились видными как через сильную лупу — до мельчайших подробностей. У берега солнце не дробилось на воде, не слепило глаза, но достаточно хорошо освещало глубину до самого дна.

Ждать пришлось долго. Нельзя было разговаривать, шевелиться, резко взмахивать руками, а, как назло, на этом озере даже днем комары лютовали без стеснения.

В воде, над самым дном, мелькнула тень. Она, показалось, мелькнула так близко от глаз, что Ромка отшатнулся.

— Что это?

— Смотри лучше. Да не дергайся ты!

Тень опять промчалась в глубину озера, длинная, быстрая, как маленькая торпеда. Вот она побежала по дну, остановилась, припала к большой ракушке, на миг замерла, и Ромка успел разглядеть неведомого зверька с удлиненным подвижным носом и голым хвостом.

— Вот он! Вижу, вижу!

Зверек метнулся к берегу.

— Эх ты, спугнул. Ну, все равно жди.

Отец переменил положение, согнал со щеки комара. Но глядел он теперь не в воду, а на прибрежные заросли. И вот через довольно долгий промежуток времени в зарослях рогоза, у самых корней, что-то зашевелилось, раздался писк и затем негромкое: «Ткрр-рр-ткррр!»