Эффект Завалишина. Символ встречи - [26]

— Активную часть информации в самых общих чертах. То, о чем вы думаете в данный момент.

Он смутился. Значит, знают они и о размолвке с Катюшей? Он сегодня вернулся с работы в испорченном настроении. Обнаружил письмо от сына.

— Что пишет Слава? — спросил он.

— Степа, ты только не кричи и не расстраивай себя, — ответила Катя, виновато улыбаясь. — Слава хочет жениться. Прислал ее фотокарточку.

Степан Корнеевич шумно засопел. Вот так штука! Слава, Слава, что же ты с отцом-то делаешь? Снова вгоняешь в инфаркт? Он так хотел, чтобы сын вырос образованным парнем! Покупал Славке конструкторы и книжки для развития любознательности. Нанимал репетиторов по математике и английскому. Бремя своих несбывшихся надежд отцы перекладывают на сыновей. И он переложил. Все шло, как было намечено, а в седьмом классе парня будто подменили. Ему, надо думать, надоели ограничения, наставления и трагические переживания по поводу каждой не отличной оценки в дневнике. Начал спорить, дерзить. Долго, обманывая, не ходил в школу, остался на второй год. Затем объявил, что устроился на работу. Подоспела военная служба. Степан Корнеевич крепко надеялся, что в армии парня приучат к порядку. Вскоре в письмах сына появились взрослые мысли и радостные отцовскому сердцу планы на будущее. И вот, как обвал: мальчишка надумал жениться! Теперь планам конец.

— Она — медсестра, — журчал Катин успокаивающий голос. — Она тоже хочет, чтобы Слава сразу после демобилизации взялся за учебу. И Слава твердо решил…

Степану Корнеевичу по собственному опыту хорошо было известно, что благие намерения — самые страшные враги настоящего дела. Успокаиваешь себя словами, сочиняешь, каким ты завтра станешь замечательным, и вроде бы уже стал таким, а дело-то и не сдвинулось…

— Погляди фотокарточку, Степа, — уговаривала жена, чувствуя, что гнев и отчаяние, охватившие мужа, могут привести к взрыву. — Ну честно, ведь хорошая девушка, а?

Не удержался, взглянул, удостоверился — симпатичная пичужка, есть у мальчика вкус.

— И смотреть не буду, — буркнул он и осекся, в груди заворочалась и стала крепнуть боль. Закончил с кривой улыбочкой: — Гляжу, что отец у вас так — зарабатывать, да не мешать. Делайте, что хотите, как хотите.

Достал из портфеля билет на стадион, купленный накануне сослуживцем, и направился к двери.

— Степа, ты делаешь глупость. Что врачи говорили? Сходим лучше к маме, там и поглядишь свой футбол по телевизору.

— Раз в жизни соберешься на игру — обязательно в такой день надо к маме. Заездили вы меня с вашими мамами. — Слова его были жестоки и несправедливы, ибо теща относилась к нему, словно к родному сыну.

Катя заплакала, а он осторожно и торжественно понес свои горести, убегая от семейных и иных сложностей. Эх, как плохо получилось!

Он взглянул на космических пришельцев с настороженностью. В их мире подобные мелочи, видимо, давно не омрачают отношений. С их высоты наши беды представляются несущественными. И отцовские чувства для них, может, несущественны? Вот он вырастил дочь Валюшку. Она завела свою семью и упорхнула. Вырастил сына, а теперь и он становится чужим… Обида жгла душу, а стороннему наблюдателю все это может показаться глупым. Не так ли? Голос вроде бы не заметил вопроса.

— Друг, расскажите нам о себе. Вспоминайте. В вашем мире нам интересно все.

Он всего лишь один из трех миллиардов землян, и по нему одному будут судить обо всех, по его рассказу будут делать выводы обо всем? Обширность и ответственность задачи угнетали Степана Корнеевича. Он начал вспоминать детство, юность… Говорил осторожно, старался что-то отсечь, защищался. Что им — счастливым, мудрым и всесильным — наши заботы? Наши? Он же улетает, и они теперь уже не наши, они остаются — эти заботы.

— Вы не полностью откровенны, — перебил голос.

— Слушайте, не знаю, как вас величать, вы — опередившие и всемогущие, разве лично вам все это досталось не готовеньким? Разве у вас всегда так было? Почему же вы меня уличаете?

— Мы поняли вашу мысль, она разумна. Мы верим, что законы развития универсальны, а поэтому ваш мир тоже придет к тому, что уже есть у нас. Когда вы изучите нашу историю, вы найдете множество сходных тенденций. Мы уже давно ведем поиски разумных существ в окружающем космосе, а это наша первая дальняя экспедиция. Мы ищем собратьев и старших, но у вас мы встретились с нашим прошлым, с разобщенностью, которую наше общество уже прошло.

Разобщенность? Это верно. Есть. Но есть и другое… Как бы это лучше объяснить?

Недалеко от маленького городка Смолевичи, что в Белоруссии, осенью сорок первого года за линией фронта, ушедшего на восток, встретились солдаты, отставшие от своих частей. Они избрали командиром пожилого усатого дядьку в замызганной гимнастерке. Звали его Василием Артемовичем. Командир повел отряд к своим. Несли раненых, делились без утайки хлебом, табаком, патронами. Шла с ними милая девушка — сандружинница Лена. У нее у самой было прострелено плечо, но она подбадривала спутников, пела песни, смеялась и шла. А ночью на привале втихомолку плакала от усталости и боли.

Мерзли, голодали, тонули в болотах, отбивались от фашистов. Ранило командира. Он умирал, зная, что умирает. Требовал, чтобы его оставили. Но отряд не оставил его. Василий Артемович умер среди своих в санбате под Гжатском. В отряде были совершенно разные люди, но ни разу, понимаете, синекожие, ни разу споры и раздоры не омрачали пути. А в тех условиях это было бы объяснимо, не так ли? Так что, есть и разобщенность, но есть и такая общность, которая сильнее ран, голода и смерти. В вашем устроенном мире легко быть добрым и хорошим.