Эффект бабочки - [56]

К счастью, Глеб это понял. Кивнул.

— Хорошо, познакомимся в другой раз, — Имагин отвернулся, открывая дверь, выходя… Настя на какое-то время замешкалась, а потом схватила руку успевшего обойти машину и открыть уже ее дверь Глеба, спустилась на грешную землю.

Девушка сделала несколько шагов в сторону от машины, бросая взгляд в сторону окон квартиры, отмечая горящий там свет. То, что не видны силуэты — совсем не значит, что по закону подлости в этот самый момент кто-то не следит за происходящим на улице.

Имагина это явно не волновало — он привалился спиной к автомобилю, сложил руки на груди, чего-то ожидая. Чего — понять-то не сложно, но прямо тут — у дома, чтоб завтра все судачили о поцелуях Веселовой с каким-то хахалем на большой, черной, непременно бандитской машине, Настя была к этому не готова… Ей так казалось.

— Насть, — а Глебу, видимо, очень этого хотелось, просто до безумия. Потому что протянул руку, поймал ее пальцы, потянул на себя, сначала сокращая расстояние, а потом заключая в объятья. — Сама сказала, что завтра видеть меня не желаешь…

— Я такого не говорила, — отрицала Веселова, пытаясь одновременно оценить обстановку вокруг, не расплавиться от взгляда напротив, его прикосновений и интонаций. Вроде бы горизонты чисты.

— А я, между прочим, скучать буду… — на ее ответ обратили целый ноль внимания, поддевая подбородок, заглядывая в зеленые глаза.

— Позвони.

— Можно? — девушка попыталась кивнуть, насколько позволяли удерживающие подбородок пальцы. — Спасибо. А что еще можно?

— Смс-ки писать.

— Спасибо, — с каждым словом Глеб склонялся все ближе к девичьему лицу. — Еще?

— Выбрать время следующей встречи.

— То есть она будет?

— Вполне возможно…

— Еще?

— Целуй уже, дурак.

Ну вот, дурак, значит дурак. В смысле — целуй, значит целуй.

Первых несколько секунд они целовались, улыбаясь, а потом уже серьезно. Очень. Отрывать от себя Глеба пришлось долго, с переменным успехом.

— Имагин… — каждая попытка отстраниться заканчивалась его «еще разочек, Настюш», а потом тем самым разочком, минут этак на парочку. — Я так домой только к утру попаду, — удерживая мужчину от очередного поцелуя, Настя заглянула в «оголодавшие» глаза. Будто не ужинал вовсе.

— Поехали ко мне.

— Нет, — Настя мотнула головой.

Ответила прежде, чем желания снова успели взять верх над разумом. Поехать хотелось до жути, но… Нельзя так сразу, много, с головой. Нельзя.

Больше уговаривать Имагин не стал — вообще не ответил, только кивнул, снова став серьезным.

— Спасибо за вечер, Глеб, — Настя же перехватила его руки, до сих пор покоившиеся на ее талии, взяла в свои, отцепила, отступила.

— Зайдешь в дом — позвонишь.

— Хорошо, — улыбнулась, принимая подобные его замашки уже не как наглость, а как данность, приподнялась на носочки, клюнула в щеку, отпустила руки, развернулась.

— Стой, — окликнули ее всего через несколько шагов. Девушка тут же оглянулась — обрадовалась. — Цветы…

Стукнув себя ладошкой по лбу, Настя развернулась, возвращаясь. Букет ехал на заднем сиденье, а потом о нем как-то успели забыть. Причем совершенно зря — еще там, на крыше, Настя то и дело погладывала на свои цветы, представляя, как поставит их в комнате, как будет просыпаться, смотреть на них и расплываться в улыбке. Оставлять их Имагину в ее планы не входило.

Когда девушка подошла, Глеб успел их извлечь, протянул, но так сразу не отдал.

— Меняю на поцелуй.

— Имагин… — должно было прозвучать укоризненно, — это же шантаж, тем более цветы мои…

— Твои, и ты только подумай, как они обидятся, если ты не пойдешь ради них на такую маленькую жертву.

На самом деле — никаких жертв. Просто нельзя же вот так сразу снова повиснуть на шее, тут же одаривая цветочного спасителя чередой поцелуев.

— Придется пойти…

— Придется, — через секунду Настю снова целовали, а цветы оказались за спиной, мешая Имагину надлежащим образом исследовать территорию — будет знать, как шантажировать.

Во второй раз оторваться было еще сложней. Но теперь инициатором стал именно Глеб — он-то не железный, да и цветы реально мешают.

Передав их девушке, он привычно уже «благословил» ее легким мальчишеским шлепком по обтянутой платьем стратегически важной точке, а потом смотрел, как она скрывается в арке, считая про себя до хреновых десяти.

Сел в машину, включил музыку, уезжать не спешил — нужно было дождаться звонка. А она, как всегда, не торопилась звонить. Только через пять минут его осчастливили тихим: «алло, все хорошо, я потом перезвоню», и скинули.

Видимо, в какой-то из квартир планировался разбор полетов, который, судя по голосу Насти, ее не очень-то страшит. Вот и славно. Глеб завел мотор, держа курс на свою квартиру.

* * *

— И кто это был? — мама выплыла из гостиной, лучась спокойной паникой. Это когда человек дышит ровно, говорит без надрыва, смотрит уверенно, но ты-то понимаешь — стоит приложить руку к сердцу, почувствуешь, как оно выскакивает.

— Хахаль, мам, — Андрюша ответил из своей комнаты.

Значит, следили вдвоем. Наверное, и обсудить уже успели. Андрюшка — напридумывать шуточек, которыми завалит сестрицу, а мама — растеряться, испугаться, ужаснуться, отчаяться.