Эффект бабочки - [55]

— Я работаю здесь, — указал в пол. — Живу… там, — потом ткнул куда-то в сторону горящего огнями города. — А нравится мне… вот, — указал на девушку. Уже не пальцем — ладонью. — Давай потанцуем? — за столом собрались истинные мастера перевода темы, поднявшись со стула, Глеб предложил руку, за которую Настя с радостью ухватилась.

Помнила, что он неплохо танцевал на дне рождения Бабочки и была совсем не против повторить опыт.

Повторение получилось удачным.

— Ты никогда не танцевал? — чувствуя в партнере уверенность, силу, попадая под действие его ауры, Настя обвила шею мужчины руками, запрокидывая голову. В его руках и свалиться не страшно — удержит. И руководить не надо — сам направит. Идеальный партнер.

— Как все дети, — пожал плечами, склоняясь к ней, касаясь губами кончика носа. Настя не увернулась и не испугалась — только улыбнулась, послушно переставляя ногу, когда он в очередной раз начал «наступать». — Немного танцевал, чуть-чуть играл на гитаре, но вообще я хоккеист.

— Хоккеист? — Настя открыла глаза шире, выражая удивление.

— Не ожидала?

— Нет, думала, что все хоккеисты без передних зубов и с огромными плечами, хотя… — по велению судьбы, плечи-то прощупать она могла — что и сделала. — Плечи подходят.

— Спасибо, — Глеб улыбнулся, прижимая девушку чуть ближе, вроде как этого требовал танец, а на самом деле так просто приятней. — Моя хоккейная карьера и закончилась-то с первым выбитым зубом, не моим, можешь не смотреть так заинтересовано… Просто мама когда-то пришла на тренировку, увидела… в общем, иногда легче уйти в плаванье, чем объяснять женщине, что мужчину украшают шрамы.

Настя хмыкнула, вспоминая Андрюшу. Она прекрасно понимала и маму, и Глеба. Ее братец тоже часто приходил с поля «брани» — будь то футбол или какая-то другая исключительно настоящепацанская забава, весь в синяках, мама волновалась, она тоже, но ему ведь не запретишь — нужно куда-то девать энергию.

— Но танцуешь ты тоже хорошо, — будто желая подтвердить ее слова, Имагин сделал феерически-неуловимый выпад, резко разворачивая девушку и склоняясь ниже.

— А целуюсь как, мммм, Насть, вообще песня.

Ну и подтвердил. Хорошо целуется. Настя не сомневалась в этом еще с той ночи, которую провела у него в квартире, в подтверждениях не то, чтоб сильно нуждалась, а вот от закрепления знаний не отказалась.

Потом они снова танцевали, ели, танцевали, целовались, смотрели на город, выискивая крыши знакомых зданий, считали звезды, снова целовались.

Уже зевая, подобрав под себя ноги, откинувшись на мягкую подушку пассажирского кресла, несясь по ночному городу в сторону дома, Настя не могла перестать улыбаться. Знала, что Глеб периодически поглядывает на нее, но не открывала глаза, снова и снова смакуя события вечера. Эту его романтику, которая стала приятной неожиданностью, поистине незабываемой.

Машина вновь остановилась за аркой, Глеб заглушил мотор, повернулся к Веселовой.

— Ну что, как оценишь вечер?

Пришлось открывать глаза, поворачивать голову, смотреть, светя блестящими радужками в сторону напряженного мужчины, который на полном серьезе ждет ответа. Совершенно искренне сомневается и ждет вердикта.

— Его надо оценивать? — посчитав, что девочкам положено щекотать нервы представителям сильного пола, Настя решила ответить вопросом на вопрос.

— Ты так этого боялась, что я просто обязан знать — оправдались страхи или нет.

— Я не боялась, — опустив глаза, Настя на какое-то время замялась. — Я пыталась здраво мыслить, — пожала плечами, вновь заглядывая в глаза мужчины.

— Хорошо, что бросила это гнилое дело… — а Имагин, кажется, расслабился. Да, прямого ответа на свой вопрос не получил, но ведь не мог не понимать — дама довольна. Вот только не отстал. — Так что?

— Это было чудесно, Глеб. Спасибо, — следя за тем, как он улыбается, Настя поняла, что это ей нравится. От нее может зависеть, будет ли мужчина напротив улыбаться или разочаровываться, радоваться или злиться. От нее. Причем ей не хочется его разочаровывать или злить. Это ведь что-то значит?

— Настолько чудесно, что завтра ты…

— Завтра вряд ли, у меня планы.

— Какие? — Глеб нахмурился, чуть отстраняясь.

— Медицинского характера, — этого объяснения ему явно было мало, пришлось конкретизировать. — У меня старая травма, которой нужно было заниматься, я этого не делала, завтра пойду признаваться и умолять придумать что-то, что помогло бы наконец-то о ней забыть.

— Хочешь, я отвезу?

— Глеб… Я хочу сама.

— Заберу? — мужчина хмыкнул, приподнимая бровь. Не улыбнуться в ответ было просто нереально.

— У тебя работа.

— Работа… — задумался. — Тогда вечером заеду.

Это был не вопрос, но…

— Вы так хотите познакомиться с моей мамой, Глеб Юрьевич? Потому что завтрашний вечер я обещала ей. Обещала сидеть рядом на кухне и отрабатывать все те нервы, которые она истратила вчера, и, скорей всего, сегодня, то и дело выглядывая в окно…

Конечно, она всей душой и сердцем хотела сказать ему «да», просто согласиться, чтоб он заехал после работы, куда-то увез, потом целовал, обнимал, танцевал, говорил, но это было бы слишком «в омут с головой». А если уж нырять, то нырять постепенно. Так, чтоб хотя бы со стороны это не выглядело ее пропажей без остатка, которую сама Настя все ясней начинала ощущать.