Едва замаскированная автобиография - [38]

— Я думаю, что мы должны быть пьяны все время, — говорю я.

Молли поднимается, чтобы сменить пластинку. Снова Эдит Пиаф. Помимо Нины Симоне и Тома Уэйтса, которых, должно быть, всучил ей Маркус, это единственная популярная музыка, которая у нее есть. Мне кажется, что она не поняла моей литературной шутки, но, возвратившись, она говорит отчасти передразнивая, отчасти подстрекательски: — Ты своего Себастьяна Флайта не нашел.

— Наверно, потому что они все придурки.

— Он появился как выскочка, а ушел как борец за классовые интересы.

— И что только я делаю тогда с такими презренными сливками общества, как ты?

— Может быть, я — твой Себастьян, — говорит она.

— Себастьян должен быть красив и обаятелен.

— А разве Чарлз не должен быть полон сочувствия?

Еще раз наполняем бокалы. Мы уже выпили каждый по полбутылки, не считая того, что было принято за обедом, но я не испытываю желания остановиться, и Молли, кажется, тоже. Чем все это закончится? Слезами? Сексом? Кровопролитием? Явно чем-то в этом роде. В комнате возникло такое напряжение, что его энергией можно было бы осветить весь город. Но разгадать Молли пока не удается.

Я откупориваю следующую бутылку — с некоторым трудом, потому что у Mumm Cremant de Cramant особая пробка, которая чертовски тяжело извлекается, — и плещу немного в бокал Молли.

— Я рад, что у тебя поднялось настроение, — говорю я.

— Это у меня поднялось?

— Ну, не я же вышел из себя по поводу этого обеда, — говорю я.

— Не у меня же возникла такая обида из-за того, что я не так крута, как мой младший брат.

— Обида? Я всего лишь сказал…

— Обида! — повторяет она раздраженным и капризным голосом.

— Ты просто пьяна.

— Можно подумать, что ты не пьян!

— Достаточно трезв, чтобы понять истинную причину, из-за которой ты так разозлилась во время обеда. Все из-за этой истории с виноградом и Петрой.

— Мне было ужасно неловко, если хочешь знать.

— Слава богу, что не ревнуешь.

— С какой стати я должна ревновать к ней?

— И в самом деле, потому что если оставить в стороне те очевидные факты, что она слишком стара для меня и я ни в малейшей мере не увлечен ей, то остается еще одна маленькая деталь: мы с тобой не состоим в близких отношениях.

— Не переживай так сильно.

— Просто мне кажется, что наша дружба не дает тебе права ревновать меня по поводу каждого безобидного флирта.

— Говори что хочешь.

— Да?

— Не хотела говорить об этом, но не думай, что я не обратила внимания на то, как ты избегал меня весь последний год, — говорит она.

— Что? Да ты же все время торчала в этой чертовой библиотеке.

— Прежде это тебе не мешало.

— Послушай, но на последнем курсе по необходимости остается меньше времени для общения.

— Да неужто? Однако его оказывается достаточно, чтобы околачиваться у Маркуса почти каждый вечер.

— Просто мы живем в одном здании.

— И отправляться в Амстердам в свободные выходные.

— Ну и что? Если бы ты курила травку, может быть, я и с тобой ездил бы в Амстердам.

— Думаю, я правильно поняла, почему ты меня избегал, — говорит она.

Я смотрю на нее самым бесстыдным взглядом в надежде, что она не скажет того, что, как мне кажется, собирается сказать.

— Это из-за Дика, верно ведь?

— Нет.

— Потому что ты никогда не простил мне ту крохотную фразу, что Дик круче тебя.

Сука, хочется мне сказать. Хитрая сука. Но я молчу. Я просто холодно смотрю на нее, желая показать, как изумлен, что она может говорить такие вещи, не краснея. А она смотрит в ответ с трепетом и невинностью Бемби в глубоких серых глазах.

Я разжимаю кулак и берусь за бутылку. Она нас сюда завела, может быть, она же поможет и выбраться.

Наполнив наши бокалы, я снова смотрю на Молли и говорю со спокойствием, удивляющим меня самого:

— Ты спала с ним.

Молли так старательно изображает шокированность, что не сразу отвечает.

— Нет, — произносит она наконец.

— Молли, я был там тогда и видел. — И я рассказываю ей об обстоятельствах, при которых открыл их секрет.

— И ты, конечно, был в комнате и видел, как мы занимались любовью, да?

— Ладно, какова твоя версия? Ослепленная необычайным интеллектом моего брата, ты проговорила с ним полночи? Расскажи же, чтобы я наконец-то узнал истину!

— Господи, каким же садистом и уверенным в своей правоте ослом ты иногда бываешь, — говорит она.

— Я просто не люблю, когда мои друзья лгут мне.

— А я не люблю, когда я говорю им правду, а они не верят мне.

— И какова же твоя версия правды?

— Это не моя версия, а то, что произошло в действительности. Я столкнулась с твоим неотразимым донжуаном-братцем во дворе и позвала его к себе выпить стаканчик моего солодового виски, что он и сделал, после чего выпил еще стаканчик и еще, а затем благополучно уснул. Я подумала, не разбудить ли его, но потом решила не делать этого, потому что ты, наверно, еще не вернулся. Я не ложилась и немного почитала — «Отелло», как я припоминаю, что, как ты согласишься, мой дорогой Мавр, было чертовски к месту, — а потом поняла, какое уже позднее время, выпроводила твоего брата и легла в постель. Одна. А если ты мне не веришь, то, честно говоря, мне наплевать, потому что я, со своей стороны, считаю крайне оскорбительным, что ты принимаешь меня за особу, которая может переспать с младшим братом своего друга. Этого тебе достаточно?