Единичные и множественные преступления - [334]

В-третьих, абсолютно неприемлемым для установления опасности рецидива является и последний подлежащий учету фактор – характер и степень общественной опасности вновь совершенных преступлений. Прежде всего, здесь необоснованно использовано «преступление» во множественном числе, поскольку такая ситуация встречается крайне редко; как правило, уже одно вновь совершенное преступление вызывает к жизни рецидив. Законодательный же подход ориентирует на то, чтобы рецидив признавался только при нескольких вновь совершенных преступлениях, что необъективно и вредно для уголовного права. Мало того, данный фактор характеризует только вновь совершенное преступление, но не определяет мотивации появления рецидива и опасности его. И не случайно Е. В. Благов критически относится к учету данного фактора и отрицает необходимость его отражения в ст. 68 УК, видя в этом двойной учет вновь совершенного преступления.[1543] Соглашаясь с этим, обратим внимание на возникающее в таком случае противоречие в законе применительно к ст. 18 УК, где опасность рецидива зависит от опасности (тяжести) вновь совершенного преступления. И если анализируемый фактор будет исключен из ч. 1 ст. 68 УК (что мы считаем обязательным), то он должен быть с необходимостью исключен и из ст. 18 УК (что также является обязательным), существенно «оголяя» тем самым имеющуюся законодательную дефиницию рецидива.

Вместе с тем, обращаясь к дифференциации опасности рецидива, произведенной в ст. 18 УК, можно отметить наличие в ней еще одного объективного фактора, призванного разделить опасность рецидива на определенные группы – наличие или отсутствие лишения свободы. Такой же фактор содержится, например, в УК Франции, т. е. присутствует не только в России. С одной стороны, данный подход оправдан, поскольку при лишении свободы исправительное воздействие более длительное и более интенсивное, что должно, вроде бы, свидетельствовать и о его большей эффективности. Однако не следует забывать и о другой стороне медали – о постулате «Тюрьмы портят»: чем длительнее и интенсивнее воздействие, тем больше привычка у осужденных к местам лишения свободы, тем сильнее у осужденных ощущение необходимости собственной сплоченности (не случайны массовые бунты в тюрьмах и колониях), тем сильнее криминальный настрой «сидельцев», т. е. само по себе лишение свободы, похоже, способно в определенной степени стимулировать рецидив, а не препятствовать ему. В данной ситуации полезно обратиться к мнению ученых XIX века. «Немецкий преступник, только что выпущенный из тюрьмы, совершил грабеж. Его приговорили к восьмилетнему аресту. Он поднялся, поблагодарил суд за приговор, сожалея, однако, что не на больше, и прибавляя, что преступление – приятный способ возвратиться в тюрьму, что только там его ждет приятное общество и беззаботная жизнь. Manduca сообщает о пожилом человеке, только что закончившем продолжительную каторгу и, находясь без средств к существованию, убил без всякого повода своего друга детства. Bretegneres de Coutelles нашел, что 17 из 115 человек поступили в тюрьму с целью поправить свое здоровье. Привычный преступник, привыкший к тюремной жизни, больше ни о чем не заботится и ни к чему не пригоден. «Я видал людей, – сказал Lauvergne, – почти умирающих от тоски из-за того, что им предстоит скоро оставить тюрьму»… Emile Gautier… сообщает об одном арестанте. В высшей степени почтенной наружности, напоминавшей Тьера, который, проведший по приговору 5 лет в Clairvaux, написал своему директору следующее: «Sir, Вы меня знаете. Вы знаете, кто я, к чему я пригоден, какие услуги я вам могу оказывать. Теперь мне скоро предстоит снова вернуться в свет, где не буду знать, за что взяться. Как только я получу свободу, я при первом удачном случае устрою, чтобы меня арестовали. Могу ли у Вас просить оказать мне особенную любезность, как только меня осудят на несколько лет, потребовать меня в Clairvaux? Я сообщу Вам время и место, а Вы тем временем сохраните для меня место. Ни я, ни Вы жалеть не будете об этом соглашении»».[1544] Не думаем, что к сказанному требуются обширные комментарии. Однако заметим, что во всех приведенных случаях речь идет о привычных преступниках. Мало того, говорится о тюрьмах XIX в., не блещущих тем комфортом и демократизмом, характерном для нынешнего времени для мест отбывания наказания. На этом фоне возникает естественный вопрос, что может противопоставить государство привычному преступнику, стремящемуся или хотя бы не боящемуся вернуться в места не столь отдаленные? Дальнейшее ослабление наказания?

При таком подходе возникает не очень приемлемое решение: давайте исключим из системы наказаний лишение свободы и рецидив в какой-то части исчезнет. Мы понимаем сложность данной проблемы и ее решения и то, что без серьезных социологических исследований делать надлежащие выводы трудно. Поэтому при поверхностном взгляде на проблему очевидно, что любое наказание является опосредованным звеном, в рамках которого существуют те или иные факторы, напрямую связанные либо с повышением исправимости лица, либо с ее снижением. И именно последние должны исследователей интересовать как факторы, выступающие в роли мотивирующих появление рецидива. И гораздо логичнее в законе устанавливать факторы, стимулирующие появление рецидива, а не их опосредованное и не истинное выражение. Соответственно, мы не готовы приветствовать указание в ст. 68 УК на учет вида наказания как фактор, определяющий опасность рецидива.