Эдгар По - [48]

Деньги по-прежнему были для По одной из главных проблем. Основная часть той суммы, на какую удалось подписать книгу, могла быть получена лишь по прибытии закупленного количества экземпляров в Вест-Пойнт. Кое-как перебиться помогли, возможно, один-два аванса. По послал письмо в Балтимор брату Генри, которому уже и так задолжал, однако тот был болен и ничем не мог ему помочь. К началу марта стало понятно, что в Нью-Йорке молодой безвестный поэт не сможет заработать на жизнь, и По пишет начальнику Вест-Пойнтскои академии, полковнику Тэйеру, чью благосклонность, однако, он, кажется, переоценил. Полковник действительно был добр к нему, но в силу занимаемого положения относился с определенным предубеждением к бывшим кадетам, изгнанным из академии за «грубое нарушение служебного долга и неповиновение приказам».

Полковник Тэйер на письмо не ответил, и По вскоре отказался от всякой мысли продолжить военную карьеру. То был его последний и к тому же продиктованный нуждой шаг в этом направлении. Небезынтересно, впрочем, отметить, что уже тогда По начал думать об отъезде за границу как о возможном выходе. Быть может, интуиция подсказывала ему, что его талант скорее оценят там, где он впоследствии и в самом деле получил наибольшее признание. Во всяком случае, оставаться в Нью-Йорке не имело никакого смысла. Убедившись в этом, он вновь обратил свои помыслы к Балтимору, где у него хотя бы были родственники, через которых он надеялся приобрести друзей. По крайней мере, на гостеприимство и материнскую привязанность миссис Клемм он мог рассчитывать всегда. Тем временем увидел свет его новый сборник.

«Стихотворения» По (второе издание) были опубликованы издательством Элама Блисса в конце марта, и разочарованные вест-пойнтские кадеты, бормоча проклятия, пытались проникнуть в смысл причудливых строк «Израфила», «Линор», «Спящей», «Долины тревоги», столь непохожих на обычные каламбуры и эпиграммы бывшего их однокашника, которые они ожидали найти в этой книжке. Досадного чувства, что их одурачили, не помогла рассеять даже надпись на титульном листе: «Корпусу кадетов Соединенных Штатов с уважением посвящается».

Разумеется, никому из молодых людей и в голову не приходило, что посвящению этому суждено надолго прославить «корпус кадетов». На несколько мгновений перед их глазами возникла темная фигура того, кто так и не стал одним из них. Затем снова раздался властный зов труб, заглушивший их иронический смех. Уже в третий раз попытка молодого поэта добиться славы была вознаграждена лишь насмешками и малой, слишком малой толикой звонкой монеты. На свой более чем скромный гонорар он прожил, еще несколько дней в Нью-Йорке, а затем отправился в Балтимор, истратив на переезд скудные остатки полученных от издательства денег. Уставший от дорог скиталец устремился к родным берегам. Впрочем, стрелка компаса, указывающая путь к дому, сейчас в нерешительности колебалась между Балтимором и Ричмондом, ибо город, где По провел детство и юность, по-прежнему притягивал его точно магнит. Там все еще жила Эльмира, да и множество других воспоминаний, связанных с этим местом, влекли его с неослабевающей силой.

Третий поэтический сборник По открывало авторское предисловие, озаглавленное «Письмо к г-ну…». Оно начиналось обращением «Уважаемый Б.!», и не исключено, что анонимным адресатом был не кто иной, как Элам Блисс. Послание к «г-ну Б.» более всего примечательно тем, что в нем По впервые излагает свою теорию поэтической критики. Отмечая, как трудно американскому автору добиться того, чтобы его воспринимали всерьез, По продолжает:

«Вам известно, сколь велики преграды, воздвигнутые на пути американского писателя. Его читают, если читают вообще, постоянно сравнивая с выдающимися умами, признанными всем человечеством… Наши любители старины предпочитают далекие страны далеким временам. Даже наши светские щеголи первым делом ищут взглядом на обложке или титульном листе название города, где издана книга — Лондон, Париж или Женева, — каждая буква в котором стоит целой хвалебной рецензии».

После этого краткого вступления, посвященного проблеме, ставшей впоследствии излюбленной темой его язвительных критических выступлений, он стремительно пробегает мысленным взором этические догматы Аристотеля, пользуясь случаем, чтобы мимоходом бросить камень в нравоучительную поэзию, и от нее переходит к Вордсворту, обходясь с ним весьма нелюбезно. Далее он говорит о Кольридже, к которому относится с большим почтением. Ему По и в самом деле в значительной мере обязан своей теорией поэзии, резюме которой завершает предисловие:

«Поэтическое творение, по моему мнению, отличается от научного тем, что имеет непосредственной своей целью удовольствие, а не истину, от прозаического — тем, что стремится к удовольствию неопределенному, в то время как цель прозы — удовольствие определенное. Поэзия является таковой в той мере, в какой достигает своей цели. В прозе доступные восприятию образы возникают из определенных, в поэзии же — из неопределенных ощущений, в которых существенное место принадлежит музыке, ибо постижение красоты звуков есть самое неопределенное из наших чувствований. Музыка, соединенная с доставляющей удовольствие идеей, есть поэзия, без таковой идеи — просто музыка; идея же без музыки есть проза в силу самой своей определенности».