Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - [73]
5 апреля Т. А. Эдисон прислал мне подписанную им заявку на членство в ТО. Мне уже приходилось встречаться с ним для обсуждения Парижской Выставки, на которой он демонстрировал свои электрические изобретения; ведь я был почётным секретарём Национального гражданского комитета, основанного по поручению французского правительства с целью убедить Конгресс Соединённых Штатов одобрить участие нашей страны в первой международной промышленной выставке со времён падения империи и основания Французской Республики[472]. Мы с Эдисоном разговорились о сверхъестественных силах, и он глубоко заинтересовал меня упоминанием о проводимых им экспериментах в этой области. Его целью было выяснить, сможет ли маятник, подвешенный на стене его собственной лаборатории, начать двигаться под действием усилия воли[473].
В те дни от потенциальных членов общества требовали расписку о конфиденциальности, поскольку, как упоминалось ранее, Общество было скомпрометировано публикациями ложных сведений о его деятельности. Ниже приведена копия расписки Эдисона[474].
Рис. 10. Копия расписки Томаса Эдисона, написанная при вступлении в Теософское общество в 1878 г. (Журнал «Теософист», август 1931 г., с. 657, Теософское общество, Адьярский архив.)
Принимая членство в вышеназванном обществе, настоящим я обещаю всегда сохранять в АБСОЛЮТНОЙ ТАЙНЕ его деяния, включая исследования и эксперименты, за исключением случаев, когда публикация будет разрешена самим обществом или его советом, и настоящим я ДАЮ СЛОВО ЧЕСТИ строго соблюдать данный завет.
Место – Менло-парк, 129
Дата – 4 апреля 1878 г. Томас А. Эдисон
Елена Петровна обсуждала членство Эдисона со своей тётей Надей и 3 июля написала ей:
Разумеется, Эдисон всегда держал своё слово и не нарушит его впредь. Глупый Добровольский упустил бóльшую часть моей статьи (об Эдисоне в «Правде»[475]) и, без сомнения, самую интересную. Эдисон творит настоящие чудеса. Кришнаварма научил его ещё двум премудростям, и теперь с помощью крошечного, почти невидимого приспособления на шее глухие смогут хорошо слышать.
Кришнаварма, индус из Пенджаба, ранее живший в «Ламасери», также сопровождал Блаватскую и Олькотта в деловой поездке в Миннеаполис. Оттуда Блаватская пишет:
«Мимо окон нашего отеля и террасы, на которой мы сидим, целыми процессиями прогуливаются дамы, чтобы поглазеть на Кришнаварму. Он замечательно хорош собой… хотя его смуглая кожа цветом напоминает кофе. В своих длинных белых муслиновых одеждах и белом же узком тюрбане на голове, с бриллиантами на шее, босой, он действительно выделяется среди американцев в чёрных плащах и фраках. Ко мне приходили фотографы с просьбой позволить сфотографировать его, но он отказал им всем, удивив их своим правильным, чистым английским. Одному Богу известно, сколько ему лет. При первом взгляде на него кажется, что ему не больше 25, но порой он выглядит, как столетний старик»[476].
Что касается влияния теософии на философию Эдисона, то тридцатью годами позже он рассуждал о своих метафизических взглядах в интервью, опубликованном в «Сайнтифик америкэн». Врач Арчибальд Китли тщательно сравнил их с «Тайной Доктриной» и обнаружил у них девять общих принципов[477]. Незадолго до смерти Эдисона репортёры спрашивали его, верит ли он в жизнь после смерти. Он ответил: «Единственное продолжение жизни, доступное моему пониманию, это начало нового жизненного цикла на земле»[478].
В апреле 1878 г., когда Эдисон стал членом Теософского общества, с Блаватской произошло загадочное событие, о котором она писала Вере:
Я не писала тебе уже месяц, и знаешь, по какой причине? Одним прекрасным утром вторника в апреле я встала, как обычно, и по своему обыкновению села за письменный стол, чтобы писать своим корреспондентам в Калифорнии. Вдруг – прошло не больше секунды, как мне показалось – я поняла, что по какой-то непонятной причине я нахожусь в своей спальне, лёжа на кровати; и уже вовсе не утро, а вечер. Вокруг себя я увидела всех наших теософов, докторов, смотрящих на меня в замешательстве, Олькотта и его сестру миссис Митчелл – мою самую близкую подругу в этой стране: лица у обоих бледные, кислые и такие сморщенные, будто их в кастрюле варили.
«В чём дело? Что произошло?» – спросила я их. Вместо ответов они засыпали меня вопросами о том, что случилось со мной. И как мне было им отвечать – со мной решительно ничего не случилось. Я ничего не помнила, но вот ведь странно, всего пару моментов назад было утро вторника, а теперь, по их словам, был вечер субботы; что до меня, эти четыре дня забвения показались мне одним мгновением. Хорошенькое дельце! Ты только представь себе, все они думали, что я умерла, и уже готовы были сжечь разрушенный храм моего бренного тела. Но в этот момент Учитель телеграфировал Олькотту из Бомбея: «Не бойтесь. Она не болеет, а отдыхает. Она слишком много работала. Её тело нуждалось в передышке, но теперь с ней всё будет хорошо». Учитель оказался прав… Но столько работы накопилось, что и подумать страшно[479].
В мае были получены указания начать подготовку к скорому отбытию в Индию
